7

пространными и навязчивыми. Если что-то вам уже из-
вестно, то проще всего эти объяснения пропустить и чи-
тать дальше; а кому-то они, может быть, будут полезны.

Не знаю, насколько мне удалось достичь своей цели.
Но полагаю, что хотя бы отчасти я проиллюстрировал
очень старую и очень простую истину: природа значи-
тельно интереснее, гораздо невероятнее, чем самые фан-
тастические домыслы. Надо только присмотреться по-
внимательнее, надо суметь увидеть удивительное и неве-
роятное в том, что при беглом взгляде кажется простым и
обыденным.

Глава вторая
А ПОЧЕМУ ИМЕННО ДЕЛЬФИНЫ?

Смотри в корень!
Козьма Прутков

Дельфины. Уверенно можно сказать, что немногие
животные пользуются таким, как они, вниманием. О них
пишут статьи и книги. Дельфинам посвящены радио- и
телепередачи, даже кинофильмы. А уж про устно переда-
ваемые истории и говорить не приходится.

Чего только не сказано и не написано о дельфинах!
Дельфины спасают утопающих и помогают рыбакам ло-
вить рыбу. Они, как лоцманы, проводят суда по узким
проливам и участвуют в военных действиях вместе с под-
водными пловцами. И вообще, дельфины -- разумные
существа, наши братья по разуму, эдакие человечки,
только живущие не на суше, а в море. Или еще того луч-
ше: дельфины — посланцы инопланетных цивилизаций.
От калейдоскопа невероятных историй и легенд, фантас-
ческих предположений и домыслов может закружить-

9

ся голова. Как же все-таки разобраться, что во всем этом
правда, а что — вымысел? Что — миф, а что — реаль-
ность?

Спору нет, многое из того, что говорят и пишут о
дельфинах, не более чем дань сенсации. Очень уж хочет-
ся кое-кому приукрасить истинное положение вещей,
так чтобы вышло поинтереснее, позанимательнее.
Что-то заведомо является досужей выдумкой, не имею-
щей вообще никаких оснований, — это касается измыш-
лений о связи дельфинов с инопланетянами (кто знает,
есть ли вообще инопланетяне и где они; но уж дельфи-
ны-то точно наши, земные жители). Что-то просто пре-
увеличено, хотя в основе может лежать и нечто вполне
реальное.

Какова доля правды в той или иной истории о дель-
финах — это в большинстве случаев не так легко устано-
вить. Из одной книги в другую кочует рассказ о мальчи-
ке, который еще в античные времена подружился с дель-
фином настолько, что по его зову дельфин подплывал к
берегу и на своей спине перевозил мальчика через про-
лив. Этот рассказ впервые появился, по-видимому, в со-
чинениях античного историка Плиния Старшего — ни
много ни мало почти 2000 лет назад. Прирученный дель-
фин подплывал к мальчику, подставлял ему свою спину,
позволял сесть верхом и перевозил через пролив в школу.
Попробуй-ка сейчас проверить, существовали ли на са-
мом деле этот дельфин и этот мальчик и каковы на самом
деле были отношения между ними. Это описание, преж-
де чем попасть в записи историков, бесспорно обрастало
массой несуразностей -- вроде такой, например, инте-
ресной детали, что, подставляя мальчику спину, дельфин
убирал, как клинок в ножны, свой острый спинной плав-
ник, дабы нечаянно не поранить своего друга. Такую че-
пуху мог написать только тот, кто в жизни своей не видел
дельфина вблизи и знает о нем только понаслышке:
во-первых, убирать свой спинной плавник дельфин ни-
как не может, потому что он (плавник) совершенно не-
подвижен, а во-вторых, это и не нужно, потому что плав-

10

ник вовсе не острый и поранить никого не может. На-
оборот, сидя на спине дельфина, за плавник очень
удобно держаться. Так, может быть, и вся эта история -
такой же плод фантазии, как «наточенный» спинной
плавник? Но тот же Плиний Старший рассказывает и
еще об одной подобной истории с мальчиком и дельфи-
ном. Если все это выдумки, почему в них так упорно по-
вторяется один и тот же мотив? Из уст в уста передаются
истории об утопающих, спасенных дельфинами. Но,
оказывается, не так легко найти участников и очевидцев
таких событий, установить, сколько на самом деле было
таких случаев и как именно все происходило.

Но так ли уж важно для нас сейчас точно установить,
имел ли место в действительности тот или иной эпизод?
Наверное, гораздо важнее и интереснее разобраться, по-
чему многочисленные рассказы и легенды возникают
именно о дельфинах, что является для них основанием.
Ведь должна же быть какая-то причина, из-за которой
эти удивительные истории о дельфинах (пусть даже и
приукрашенные) появляются одна за другой. Очевидно,
все же есть повод, благодаря которому именно дельфины
пользуются такой совершенно особой популярностью.
Почему мы не рассказываем друг другу таких же удиви-
тельных историй о летучих мышах или гиппопотамах?
Почему появляются книги и кинофильмы «Человек и
дельфин», «День дельфина», а не «Человек и крокодил»,
«День сороконожки»? Конечно, и про многих других жи-
вотных тоже написано немало интересных книг. Но
именно дельфины завоевали наше расположение. Так в
чем же тут дело?

Разумеется, человеческие симпатии и антипатии не
всегда предсказуемы и объяснимы. Так, может быть, это
просто случайность, каприз наших симпатий в том, что
дельфины оказались в фокусе нашего внимания?

Бывает, конечно, и так. Но ведь интерес к этим жи-
вотным проявляется не только в том, что про них расска-
зывают занимательные истории. Десятки крупных науч-
но-исследовательских лабораторий в разных странах за-

11

няты изучением дельфинов. На такие работы тратятся в
общей сложности миллионы рублей, долларов, фунтов,
марок и еще бог знает чего. Тут уж случай и каприз ни
при чем: наука — занятие серьезное, да к тому же тре-
бующее немалых затрат, и бессмысленных капризов она
не признает. Значит, дельфины действительно представ-
ляют для нас особый интерес, оправдывают затраты тру-
да, времени и средств на их изучение. Чем же они для
нас интересны, и — опять возвращаемся к тому же воп-
росу — почему именно они?

Попытаемся во всем этом разобраться.

Глава третья
ОТКУДА ОНИ ВЗЯЛИСЬ?

Отыщи всему начало, и ты многое поймешь.

Козьма Прутков

Для начала не обойтись без небольшой справки: кто
такие дельфины и откуда они появились? Иначе многое
из последующего не будет понятным.

Сейчас, наверное, уже многие знают, что дельфины -
вовсе не рыбы, хотя своим внешним видом они действи-
тельно напоминают рыб. Дельфины — млекопитающие
животные. Это значит, что они принадлежат к тому же
классу живых существ, к которому принадлежим и мы с
вами, — существа вида Человек разумный. Этот класс -
млекопитающие - - справедливо считается вершиной
эволюции позвоночных животных.

Появились на Земле эти существа не так уж давно:
меньше чем сто миллионов лет назад (притом что жизнь

на Земле в разнообразных формах существует уже мил-
лиарды лет). Вначале это были относительно небольшие

13

зверюшки, но проворные и активные — намного более
активные, чем населявшие к тому времени Землю дино-
завры. Так что скоро млекопитающие заселили все воз-
можные уголки на нашей планете. К настоящему време-
ни класс млекопитающих включает несколько тысяч ви-
дов, и он чрезвычайно разнообразен. В этот класс входят
животные, во многих отношениях совершенно непохо-
жие друг на друга. Здесь и маленькая землеройка, кото-
рая может поместиться в спичечном коробке, и исполин
слон; летучая мышь и плавающий в воде дельфин; хищ-
ники — волки, лисы, львы, тигры — и их жертвы — ко-
пытные, грызуны и многие другие. Но все это разнооб-
разие животных объединяет несколько важных, общих
для всех них черт, которые, собственно, и обеспечили
им процветание и широкое распространение.

Во-первых, все млекопитающие - теплокровные.
Этот термин не следует понимать буквально, то есть так,
что температура их крови (правильнее сказать, конечно,
температура тела) всегда выше, чем у других, «холодно-
кровных» животных. У ящерицы, которая как следует
прожарилась на солнцепеке, температура может быть и
повыше. Гораздо важнее другое: температура тела мле-
копитающих почти не зависит от температуры окружаю-
щей среды. Как только солнышко зайдет, тело ящерицы
остынет — так же, как остынут окружающие ее камни и
песок. У млекопитающих же температура тела почти не
меняется ни при каких обстоятельствах, за исключени-
ем самых крайних — совсем уж нестерпимой жары или
лютого холода. Это постоянство температуры тела до-
стигается непросто: оно возможно благодаря работе
специальных терморегулирующих механизмов, которые
довольно-таки точно, не хуже термометра, отслеживают
внутреннюю температуру тела. Как только она стано-
вится чуть ниже или выше нужного уровня, эти меха-
низмы сразу усиливают или, наоборот, ослабляют вы-
работку тепла из внутреннего «топлива» организма.
Благодаря этому температура и удерживается точно на
нужном уровне, как в лабораторном термостате (если

14

организм здоров; а в случае болезни эти же механизмы
«нарочно» увеличивают температуру тела, чтобы пога-
сить развитие инфекции). Поддержание постоянной
температуры достигается, конечно, непросто: оно требу-
ет постоянных и притом немалых затрат энергии для со-
гревания организма или, наоборот, для отвода избыточ-
ного тепла. Но зато постоянство температуры дает жи-
вотным огромное преимущество: создает наилучшие
условия для осуществления в организме сложных хи-
мических процессов. Ведь скорость всех химических ре-
акций во многом зависит от температуры, а организм
животного — это в значительной степени химическая
машина, в которой любое действие подчинено происхо-
дящим в ней химическим реакциям. Поэтому млекопи-
тающие не становятся, подобно рыбам или лягушкам,
вялыми и беспомощными, стоит лишь наступить холо-
дам; они активны и бодры и в тропической жаре, и в
арктическом холоде. Итак, все млекопитающие — теп-
локровные животные (но не только млекопитающие:
птицы тоже теплокровные, и это дает им те же самые
преимущества).

Во-вторых, у всех млекопитающих имеется характер-
ное только для них строение кожи: из нескольких слоев,
в большинстве случаев (хотя и не всегда) с волосяным
покровом. Ни у рыб, ни у лягушек, змей или птиц волос
нет. Легко сообразить — эта особенность млекопитаю-
щих самым прямым образом связана с предыдущей: у
многих из них сохранение постоянной температуры тела
возможно только благодаря волосяной «шубе», предо-
храняющей их тело от переохлаждения (у птиц ту же
роль играют перья). Волосяной покров млекопитающих -
замечательное изобретение природы: тонкие волоски
(притом разного калибра), чередующиеся с воздушной
прослойкой, образуют прекрасный теплоизоляцион-
ный слой, очень эффективно сберегающий драгоценное
тепло. Правда, волосяной покров имеется не у всех мле-
копитающих: среди них есть и «голые»; в их числе и
дельфины. Но это уже вторичное приобретение, появ-

15

ляющееся тогда, когда покров почему-то становится не-
нужным. В остальном же характерное строение кожи со-
храняется у всех млекопитающих.

Еще одно важное «изобретение» млекопитающих:
почти все они рождают живых детенышей, вынашивая
их внутри своего тела благодаря специальному органу,
плаценте, которая обеспечивает питание и дыхание раз-
вивающегося существа от материнского организма.
Оговорка «почти» сделана потому, что есть среди млеко-
питающих и такие чудаки, которые не рождают живых
детенышей, а выводят их из яиц, подобно пресмыкаю-
щимся или птицам, — их называют яйцекладущими. Но
яйцекладущих млекопитающих — ничтожное меньшин-
ство, всего два вида из нескольких тысяч. Конечно же,
внутриутробное вынашивание потомства - - огромное
преимущество млекопитающих, позволяющее им зна-
чительно уменьшить вероятность гибели беспомощных
детенышей.

И, наконец, самое главное: все млекопитающие, да-
же яйцекладущие, имеют молочные железы, с помощью
которых они выкармливают родившихся детенышей до
тех пор, пока те не подрастут и не смогут самостоятель-
но добывать пищу. Это еще одно важнейшее их преиму-
щество, позволяющее выхаживать беспомощное внача-
ле потомство. Отсюда и название всего класса млекопи-
тающих — питающие свое потомство молоком.

Все эти черты есть и у дельфинов. Они тоже тепло-
кровные, тоже рождают живых детенышей и вскарм-
ливают их молоком — все, как у всех остальных млеко-
питающих животных. Вот только с волосами у них в
буквальном смысле не густо — они отсутствуют совсем.
Но вполне понятно почему. Весь смысл волосяной шубы
в тонких воздушных прослойках между волосками: воз-
дух — очень плохой проводник тепла, он и создает теп-
лоизоляцию. А если все это пространство заполнится
водой, эффект шубы пропадет. Правда, многие водные
животные — к примеру, бобры, выдры, полярные (бе-
лые) медведи, тюлени — сумели решить эту проблему:

16

мех у них настолько густой и плотный, к тому же воло-
ски смазаны специальными жировыми выделениями,
что вода в глубь мехового слоя не проникает, и животное
может подолгу нырять даже в ледяной воде не замерзая.
Ну а дельфины решили проблему по-своему: они «облы-
сели» полностью, а роль теплового изолятора стал иг-
рать толстый слой подкожного жира. Но вот что приме-
чательно: хотя у взрослых дельфинов нет волосяного
покрова, но его зачатки есть у них в период внутриут-
робного развития; потом они исчезают за ненадобно-
стью. Такие шутки природы — их называют атавизмами
(признаки, свойственные предкам) — определенно по-
казывают, что и по строению кожи дельфины близки к
обычным, наземным млекопитающим животным.
Итак, дельфины — самые настоящие млекопитающие.

Но, в отличие от большинства хорошо нам известных
и привычных млекопитающих, дельфины живут не на
суше, а в воде. Точнее говоря, это относится не только к
дельфинам, но и ко всем их ближайшим сородичам,
вместе с которыми они объединены в одну общую груп-
пу — отряд китообразных. Эта группа животных вклю-
чает в себя довольно много разных видов — от гигант-
ских китов, вес которых достигает десятков тонн, до от-
носительно миниатюрных дельфинов весом 30—40
килограммов. Несмотря на значительное разнообразие
размеров, все китообразные все же довольно крупные
существа: животных размером с мышку или даже с до-
машнюю кошку среди них не найти.

Все китообразные делятся на две большие группы.
Одни, как все «нормальные» звери, имеют зубы, кото-
рыми они схватывают и удерживают добычу, их так и на-
зывают — зубатые киты. Другие зубов не имеют совсем,
а добывают себе пищу, процеживая морскую воду через
своего рода сито из роговых пластин, свисающих с неба
в ротовую полость: вода выталкивается изо рта наружу, а
вся пригодная в пищу мелочь — от мелких рачков до не-
крупной рыбы — остается во рту. Это сито называют ки-
товым усом (того, кто придумал это название, видимо,

17

не смущало то, что усы эти во рту, а не снаружи). Эту
группу китов называют усатыми. Дельфины относитель-
но мелкие и притом только зубатые китообразные, ве-
сом от нескольких десятков до сотен килограммов. Ко-
нечно, эпитет «мелкий» не очень-то подходит к живот-
ному в полтонны весом, но ведь это — по сравнению с
другими китообразными, настоящими гигантами.

Строго говоря, с точки зрения биолога-систематика,
дельфинами следовало бы называть только одну ограни-
ченную группу китообразных, их так и называют — се-
мейство дельфиновых. Но в более широком смысле сло-
ва дельфинами нередко называют и других некрупных
китообразных, принадлежащих к иным семействам. На-
пример, прекрасный белоснежный дельфин-белуха (а
если хотите, кит) принадлежит к семейству нарваловых;
его ближайший родственник — обитатель полярных мо-
рей кит нарвал. А пресноводные дельфины, обитающие
не в морях, как большинство китообразных, а в реках и
озерах, образуют несколько совершенно особых се-
мейств — платанистовых (по названию одного из видов
этого семейства, гангского дельфина платанисты),
иниевых (также по названию одного из видов — инии,
обитателя тропических рек Южной Америки) и еще не-
сколько других. В дальнейшем я, намеренно погрешив
против строгой систематики, буду употреблять слово
«дельфин» в самом широком смысле, то есть примени-
тельно ко всем мелким китообразным. Очень многое из
того, что будет дальше сказано о дельфинах, относится
на самом деле не только к ним, а ко всем китообразным,
среди которых, помимо дельфинов, есть немало очень
интересных животных. Но все же, раз мы начали го-
ворить о дельфинах, сосредоточим основное внимание
на них.

Дельфинов и других китообразных называют полно-
стью водными млекопитающими. Это потому, что всю
свою жизнь они проводят в воде и на сушу никогда не
выходят. В воде производят на свет новое поколение и в
воде умирают. В этом их отличие от всех других млеко-

18

питающих, даже тех, которые тоже проводят значитель-
ную часть своей жизни в воде, но все же могут и выхо-
дить на сушу. А таковых немало из самых разных групп
(отрядов) млекопитающих — к примеру, грызуны (он-
датры, бобры и некоторые другие), хищники (выдры) и
множество тюленей, морских котиков, морских львов и
ряд других животных, которых относят к отряду ласто-
ногих. Но все они могут и должны время от времени вы-
ходить на сушу. Дельфины же и киты — всегда в воде.

Итак, дельфины — полностью водные млекопитаю-
щие. Именно поэтому их тело приобрело характерную
рыбоподобную форму, из-за которой дельфинов ког-
да-то путали с рыбами. Такая обтекаемая форма как
нельзя лучше помогает им двигаться в воде, легко пре-
одолевая сопротивление встречного потока.

Все органы дельфина так или иначе изменились по
сравнению с наземными млекопитающими, и все это
для того, чтобы он чувствовал себя в воде как в родной
стихии — буквально «как рыба в воде». Его хвост пре-
вратился в сильный хвостовой стебель, несущий на кон-
це гребную лопасть - - симметричный горизонтально
расположенный хвостовой плавник. С помощью этого
плавника дельфин сообщает своему телу движение впе-
ред. Его передние конечности тоже изменились: они
сильно укоротились, все пальцы срослись в одну ло-
пасть, и получилась пара подвижных грудных плавни-
ков-рулей, с помощью которых дельфин управляет по-
ложением своего тела и направлением движения. Еще
один плавник вырос на спине. Этот спинной плавник
неподвижен и служит только для стабилизации тела во
время движения, точно так же, как киль у корабля; толь-
ко у корабля киль расположен снизу, на днище, а у дель-
фина плавник-стабилизатор сверху, на спине. Но по-
скольку все тело этого животного погружено в воду це-
ликом, у него стабилизатор и на спине отлично
работает. У многих дельфинов спинной плавник очень
хорошо заметен, он имеет вид высокой серповидной
или треугольной лопасти. У некоторых других, однако,

19

он едва намечен как невысокий, но длинный продоль-
ный гребешок на спине. Так он выглядит у тех дельфи-
нов, которые живут не в открытой воде, а вынуждены
пробираться в узких и тесных подводных лабиринтах:
например, у дельфина-белухи, который может плавать
подо льдом, или у речных дельфинов, обитающих в под-
водных зарослях тропических рек. В таких условиях
удобнее обходиться без высокого спинного плавника,
чтобы он не цеплялся за всякие препятствия. Но хоть
какой-нибудь спинной плавник, большой или едва за-
метный, у дельфинов обязательно есть.

А задние конечности оказались дельфинам вообще
ненужными, они только нарушали бы идеальную обте-
каемую форму их тела. Поэтому задние конечности ис-
чезли у них совсем, а вместе с ними исчезли и ставшие
ненужными тазовые кости, к которым у всех других по-
звоночных животных прикрепляются задние конечнос-
ти. Как память о родстве с четвероногими у дельфинов
осталась только пара недоразвитых (рудиментарных)
косточек там, где должен быть таз.

Но осталась одна очень прочная связь, объединяю-
щая дельфинов с наземными млекопитающими: это
способ дыхания. Большинство других водных обитате-
лей (рыбы, беспозвоночные животные) для получения
необходимого им кислорода используют ту же среду, в
которой они живут, — воду. В воде растворено некоторое
количество кислорода, и водные животные извлекают
его с помощью жабр. Дельфины же дышат воздухом,
они имеют такие же легкие, как и все наземные млеко-
питающие. Поэтому время от времени дельфин обяза-
тельно должен всплывать к поверхности воды, чтобы
вдохнуть свежий воздух.

Дышать воздухом, находясь в воде, совсем непросто;
это прекрасно знает любой неопытный пловец.
Чуть-чуть не так голову повернул или волна плеснула
повыше — сразу же вместо воздуха глотнешь воды, того
и гляди — захлебнешься. Чтобы облегчить дельфину эту
задачу, органы дыхания у него значительно изменены по

20

сравнению с наземными животными. У всех наземных
млекопитающих дыхательные пути открываются отверс-
тиями на конце морды — ноздрями. У высших обезьян и
человека лицо утратило удлиненную форму, характер-
ную для многих других зверей, но сути дела это не изме-
нило: ноздри находятся там же, спереди. У дельфина же
дыхательные пути проросли в верхней, теменной части
головы, где они открываются одним большим отверсти-
ем -- дыхалом. Дыхало плотно закрыто специальным
клапаном, который открывается только в момент вдоха,
а в остальное время не позволяет воде попасть в дыха-
тельные пути.

Значит, у дельфина одна ноздря, и та на макушке?
Именно так. А то, что выглядит как длинный нос на пе-
реднем конце головы, — это не нос, а вытянутые вперед
длинные челюсти. Но достаточно посмотреть на плыву-
щего дельфина, чтобы убедиться: именно такое распо-
ложение дыхала, на макушке, а не на конце морды,
очень для него удобно. Стремительно двигаясь в воде,
дельфин почти не меняет направление своего движения,
поднимаясь к поверхности воды по отлогой траектории.
При этом, как нетрудно заметить, прежде всего над по-
верхностью воды появляется именно теменная часть го-
ловы, где расположено дыхало. Как только дыхало ока-
зывается над поверхностью, запирающий его клапан
моментально открывается: происходит резкий выдох и
тут же быстрый вдох. Примерно за секунду весь запас
воздуха в легких обновляется, клапан дыхала захлопыва-
ется, и по такой же наклонной траектории, не снижая
скорости, дельфин уходит вглубь. Будь у него ноздри на
конце морды, пришлось бы поднимать голову вверх,
чтобы выставить ноздри над поверхностью воды, а это
сразу же нарушило бы стремительное движение обтекае-
мого тела. А с дыхалом на макушке очень удобно: ни од-
ного лишнего движения, ни секунды задержки.

Мы отметили лишь некоторые, чисто внешние осо-
бенности строения тела дельфинов, подчеркивающие их
приспособленность к жизни в воде. Более подробный

21

рассказ о многих удивительных особенностях строения
и функционирования разных органов этих животных -
впереди. А сказанное выше нужно было только для того,
чтобы объяснить, чем и почему дельфины так отличают-
ся от своих относительно близких сородичей — назем-
ных млекопитающих, но похожи на рыб, с которыми у
них на самом деле родство более чем отдаленное. Обте-
каемое веретенообразное тело, гребущий хвостовой
плавник, грудные плавники вместо передних конечнос-
тей, отсутствие задних конечностей, отсутствие ноздрей
на конце морды (вместо них — закрытое клапаном ды-
хало на макушке) — все эти особенности строения тела
и придают дельфинам характерный «рыбообразный» об-
лик, из-за которого их когда-то причисляли к рыбам. Но
теперь мы с вами знаем, что дельфин сродни рыбам не
больше, чем кошка или корова, а некоторое внешнее
сходство -- всего лишь результат того, что дельфины,
как и рыбы, живут в воде, и поэтому их тело должно бы-
ло измениться соответствующим образом.

Но почему все «нормальные» млекопитающие жи-
вотные обитают на суше (хотя бы частично), а китооб-
разные, в том числе дельфины, — в воде? Тут особой за-
гадки нет. Просто в суровой борьбе за существование все
животные, в том числе млекопитающие, осваивали раз-
ные доступные им среды обитания: и наземную (здесь
обитает большинство из них), и подземную (там живут
кроты, слепыши), и воздушную (вспомните летучих мы-
шей — они тоже млекопитающие), а также и водную.

Водную среду осваивали разные группы млекопитаю-
щих в различные исторические периоды и в неравной
степени. Некоторые из них просто живут рядом с водой,
хорошо и подолгу умеют плавать (таковы бобры, выдры
и ряд других животных) или просто любят нежиться в
водяной ванне и чувствуют себя там комфортнее, чем на
суше (например, бегемоты). Другие приспособились к
жизни в воде уже основательно, и тело их значительно
изменилось по сравнению с наземными млекопитаю-
щими, но все же часть жизни они обязательно проводят

на суше. Обычно это самый ответственный период -
рождение и вскармливание детенышей. Так ведут себя
животные, которых называют ластоногими, — тюлени,
моржи, морские львы. А китообразные приспособились
к жизни в воде настолько, что навсегда порвали с сушей.
Кстати, китообразные - не единственная группа
полностью водных млекопитающих. Есть еще одна та-
кая группа, ее называют отрядом сиреневых. Но живот-
ные из отряда сиреневых немногочисленны, их всего
несколько видов, находящихся сейчас на грани выми-
рания. В водах нашей страны этих животных сейчас
совсем нет. Раньше в дальневосточных морях обитало
интереснейшее животное из отряда сиреневых, которое
называли морской, или стеллеровой, коровой. Но, к
сожалению, она была полностью истреблена еще в
XVIII веке. Подумать только: еще наши не очень дале-
кие предки помнили этот вид, он существовал и даже
процветал, но потом полностью исчез, и ни мы, ни на-
ши потомки никогда больше уже не увидим этих живот-
ных. И исчез этот вид не потому, что произошла миро-
вая катастрофа, или климат изменился, или еще что-то
невероятное стряслось. Стеллерову корову уничтожил
человек -- истребил быстро и беспощадно. Зверобои,
промышлявшие в дальневосточных морях морского
пушного зверя (в основном морских котиков), тысяча-
ми били совершенно беззащитных стеллеровых коров,
чтобы запастись их вкусным мясом на охотничий сезон
(мясо самих морских котиков невкусно, сильно отдает
рыбой). Вот и допромышлялись. Ужасно обидно и до-
садно. Так что подавляющему большинству жителей на-
шей страны сиреневые совершенно незнакомы, да и
жителям многих других стран тоже: они вообще доволь-
но редкие животные, и места их обитания немногочис-
ленны. Иное дело — китообразные. Это большая и раз-
нообразная группа полностью водных млекопитающих,
обитающих во многих морях и реках всего земного
шара, в том числе и во всех морях, омывающих нашу
страну.

23

Все началось, по-видимому, 50—70 миллионов лет
назад, когда далекие предки современных китообразных
предпринимали первые попытки освоения водных про-
странств. Это были небольшие и, скорее всего, довольно
примитивные зверюшки; ведь тогда еще не прошли те
многие миллионы лет, в течение которых эволюция по-
степенно формировала и создала свои совершенные
творения - - современных млекопитающих животных.
Часть из этих древних предков современных млекопи-
тающих так и осталась жить на земле, и, эволюциони-
руя, они постепенно перевоплотились в знакомых нам
современных животных — хищных, копытных, прима-
тов (к последним принадлежит и человек). А млекопи-
тающие, освоившие водную среду обитания, постепен-
но стали китообразными, в том числе дельфинами.

Примерно 50 миллионов лет назад уже появились
животные, напоминающие современных китов и дель-
финов, — об этом говорят найденные их окаменелые ос-
танки. Их называют древними китами, или археоцетами
(по-латыни Archaeoceti — древние киты). Археоцеты бы-
ли довольно крупными, уже полностью водными живот-
ными и, кстати, плотоядными — так же, как современ-
ные киты и дельфины. Но все же они еще довольно зна-
чительно отличались от китов и дельфинов -- наших
современников. Эти животные давно вымерли. А не-
много позже, примерно 25 миллионов лет назад (ничего
себе «немного» -- скажете вы; но у палеонтологии -
науки об ископаемых животных — свой масштаб време-
ни), появились уже китообразные, довольно похожие на
теперешних. От них-то и произошли все современные
киты и дельфины.

Граница между сушей и водой давно уже отделила
китообразных от других групп млекопитающих живот-
ных, которые эволюционировали на суше, так что весь
последующий долгий путь эволюционного развития эти
две ветви проделали независимо друг от друга, каждая
сама по себе. Стоит ли после этого удивляться, что дель-
фины так непохожи на наземных животных? Причем

24

это несходство касается не только тех особенностей
строения и функций их тела, которые непосредственно
связаны с адаптацией к водному образу жизни. Очень во
многом дельфины совершенно непохожи на нас. Но
иначе и быть не может: десятки миллионов лет са-
мостоятельной эволюции не могли не дать такого ре-
зультата.

Для особо любопытных и дотошных любителей точ-
ных сведений привожу полную родословную дельфи-
нов, то есть их систематическое положение в животном
мире, от самых крупных подразделений ко все более и
более мелким (такие подразделения, систематизирую-
щие все живые организмы, специалисты называют так-
сонами). Итак:

Царство животных. Тип хордовых. Подтип позвоноч-
ных. Класс млекопитающих. Подкласс плацентарных
млекопитающих. До сих пор родословные дельфинов и
человека совпадают; дальше они разнятся: человек при-
надлежит отряду приматов, а дельфины — отряду кито-
образных. Подотряд зубатых китов. Семейства дельфи-
новых, нарваловых, платанистовых и еще с полдюжины
других.

Глава четвертая
ГДЕ НАЙТИ ДЕЛЬФИНА?

Где начало того конца,
которым оканчивается начало?

Козьма Прутков

Экспедиция наша работала в глубине амазонской
сельвы, и изучение обитателя местных рек, амазонского
речного дельфина, было одной из главных наших задач.
Но поймать дельфина для исследований нам, не знав-
шим многих особенностей этих рек, оказалось не так
просто. После нескольких неудачных попыток нам по-
рекомендовали обратиться за помощью к лучшему мест-
ному рыбаку Рикардо. У него и нужные снасти есть, и
повадки всей местной водной живности он прекрасно
знает.

— Поймать дельфина можно, синьоры, — обнадежил
нас Рикардо, — но в это время года трудно. Все дельфины
ушли в лес.

- ????

26

Представить себе дельфина, сидящего на ветке дерева
или мирно отдыхающего на тенистой лужайке, — нет, к
этому мы явно не были готовы. Но Рикардо и не думал
шутить. Все объяснялось очень просто. В сезон дождей
уровень воды в Амазонке и ее притоках поднимается на
добрый десяток метров, и вода заливает обширные лесные
пространства. Обитающая в реке рыба рассеивается по
всей этой огромной территории, а вслед за рыбой уходят
из основного русла реки в затопленный лес и речные дель-
фины. Нимало не смущаясь тем, что плавать им приходит-
ся, пробираясь между стволами и ветвями деревьев, они
успешно охотятся там в течение всего дождливого сезона,
а когда уровень воды начинает падать, спокойно возвра-
щаются в основное речное русло.

Забегая вперед, скажу, что с помощью Рикардо дельфи-
на мы все же поймали и успешно с ним поработали, а за-
кончив работу, выпустили обратно в реку. Тем самым,
кстати, немало повеселили жителей ближайшей деревни;
они от души потешались над глупыми учеными: уж если
поймали дельфина, так надо было и съесть его с аппети-
том, зачем же выпускать обратно? Но речь сейчас пойдет
не об этом. Эта глава о том, где обитают киты и дельфины.

Если сказать коротко — то везде, где есть вода. Это не
означает, конечно, что, заглянув в ближайший пруд или
речку, обязательно увидишь там кита или дельфина: им там
просто неоткуда взяться. Имеется в виду, что китообразные
освоили самые разнообразные водные места обитания. Тот
или иной вид этих животных можно встретить практиче-
ски в любом океане и любом море. Правда, это относится
лишь к настоящим морям, тем, которые являются частью
Мирового океана, то есть сообщаются между собой, а не к
большим озерам, которые иногда тоже называют моря-
ми — например, Каспийское. Поскольку киты и дельфины
обитают только в воде, они не могут заплыть в такие внут-
ренние моря-озера, со всех сторон окруженные сушей. Но
в настоящих морях киты и дельфины обязательно есть.
Одни из них живут в теплых тропических водах, другие -
например, нарвал или дельфин-белуха — предпочитают хо-
лодные северные моря и спокойно плавают между льдина-

27

ми и под ними. Есть дельфины, которые уютно себя
чувствуют только на безбрежных океанских просторах.

И в реках дельфины тоже живут. Амазонский речной
дельфин, о котором была речь в начале этой главы, -
один из них. Правда, они далеко не во всех реках обитают,
но это тоже понятно. Ведь речные дельфины приспособ-
лены для жизни только в речной пресной воде, а в море
они чувствуют себя неуютно и жить там не могут. Поэтому
переселиться из бассейна одной реки в бассейн другой (ес-
ли это не притоки другой реки, а большие реки, впадаю-
щие в море) — неразрешимая задача для речного дельфи-
на: ни по суше, ни по морю он перебраться из одной реки
в другую не может. В тех реках, куда судьба занесла дель-
финьих предков в незапамятные времена, дельфины и жи-
вут. В основном это теплые реки Индии, Юго-Восточной
Азии и Южной Америки. А в Волге, Москве-реке или
Енисее этих животных, к сожалению, не найти.

Даже в озерах — не во всех, конечно, а лишь в немно-
гих — можно найти дельфинов. Это, например, уникаль-
ный китайский озерный дельфин. Как и когда угораздило
его предков попасть в небольшие озера на территории сов-
ременного Китая — трудно сказать. Ясно, что когда-то эти
озера были частью намного более обширных водных про-
странств, но потом оказались отрезанными от них, а оби-
тавшие там дельфины и все их последующие поколения на
многие миллионы лет остались в этих озерах-ловушках. И
ничего, прекрасно дожили до наших дней.

Так же, как отличаются водоемы, в которых обитают
разные виды китов и дельфинов, разнообразны их поведе-
ние, способы добывания пищи. Есть дельфины, которые
всю жизнь проводят в непрерывном и быстром движении
в бескрайних океанских просторах; форма их тела особен-
но обтекаема, как у сверхзвукового самолета. А есть виды,
предпочитающие относительно неторопливую жизнь в
прибрежных зонах океанов и морей (уж если сравнивать
форму тела с самолетами, то им под стать тучный аэробус,
не очень быстрый, но удобный).

Есть виды, которые добывают себе пропитание, охо-
тясь на рыбу в толще воды, а есть такие, которые ищут

28

пригодную в пищу живность, роясь в песке и иле на мор-
ском или речном дне. У дельфина-афалины челюсти уме-
ренно длинные и снабжены острыми шиловидными зуба-
ми; такой инструмент очень подходит, чтобы схватить и не
выпустить скользкую верткую рыбешку. У белухи челюсти
намного короче, и цапнуть ими проплывающую мимо
рыбку не так удобно, но белуха и не пытается это делать.
Форма ее пасти такова, что отлично может работать как
всасывающий насос: одно движение языка — и проплы-
вающая мимо пасти рыбка втянута в рот с порцией воды.
А у многих речных дельфинов, которые добывают пищу на
дне реки, челюсти превратились в длиннющий пинцет.
Схватить и удержать им более или менее крупную рыбу
тоже не слишком удобно: такой длинный пинцет невоз-
можно сжать достаточно сильно, он сможет схватить до-
бычу, но не сможет ее удержать. А вот чтобы достать из ила
всякую пригодную в пищу мелочь — червяков, моллю-
сков, да и мелкую рыбешку, такая челюсть-пинцет необхо-
дима.

Все это разнообразие форм, способов питания, при-
способленность к самым разным условиям жизни и позво-
лили китам и дельфинам освоить водные пространства
буквально всего мира. Там, где не могут существовать од-
ни виды, прекрасно себя чувствуют другие.

Так что на вопрос, где можно найти дельфина, можно
смело отвечать: везде. Даже в лесу.

Глава пятая
ДАВАЙТЕ ЖИТЬ ДРУЖНО!

Если хочешь быть счастливым, будь им.
Козьма Прутков

В основном мы разобрались, кто такие дельфины, от-
куда они появились и где живут. Как видите, происхож-
дение их вовсе не связано ни с инопланетными цивили-
зациями, ни с прочей мистической чепухой: они самые
что ни на есть наши, земные существа и появились впол-
не естественным эволюционным путем, как и все осталь-
ные живые существа на Земле. А теперь самое время вер-
нуться к вопросу о том, почему именно дельфины удос-
тоились особого внимания людей. И ответ на этот
вопрос надо начинать не с последних научных открытий
об их удивительных способностях. Ведь дельфины обра-
тили на себя внимание еще задолго до того, как ими спе-
циально заинтересовались ученые и вообще стало из-
вестно хотя бы в общих чертах, что это за животные и что

30

они собой представляют. Значит, ответ на наш вопрос
нужно искать прежде всего в том, что само бросается в
глаза. А к научным открытиям мы еще вернемся.

Что же в дельфинах наиболее необычно и примеча-
тельно? Конечно, особенности их поведения. И прежде
всего удивительная, не встречающаяся ни у каких других
диких животных контактность по отношению к человеку.

Встречи дельфинов с людьми нередки с тех пор, как
человек стал осваивать водные просторы. И встречи эти
всегда происходили и могут происходить только в род-
ной для дельфинов среде, в воде. Ведь на сушу они, как
уже говорилось, никогда не выходят. А вот человек не-
редко оказывается в чуждой для него водной стихии. Ры-
бак, плывущий в лодке по морю; ныряльщик — охотник
за кораллами или жемчугом; водолаз или аквалангист,
опустившийся под воду; человек, потерпевший кораб-
лекрушение и плывущий на спасательном плотике; на-
конец, просто купальщик, отплывший подальше от бере-
га, — в таких и во множестве других подобных случаев
находящийся в воде человек может вдруг встретиться с
дельфином.

Человек в воде — существо довольно беспомощное,
неуклюжее и практически беззащитное, даже если он и
неплохой пловец. Ведь наше тело приспособлено для
передвижения по суше, а не по воде. Дельфин же -
сильное, стремительное, подвижное животное в своей
родной среде обитания, к которой он прекрасно приспо-
соблен. При таком заведомом неравенстве сил и возмож-
ностей любое столкновение, любой конфликт дельфина
с человеком неминуемо кончился бы для последнего са-
мым печальным образом. Если бы такой конфликт воз-
ник. Но он никогда не возникает!

За всю многовековую историю встреч человека с дель-
финами не было отмечено случая, чтобы животное
умышленно напало на человека, преднамеренно причи-

31

нило ему вред. Дельфины никогда не проявляли агрес-
сивности по отношению к человеку.

Может быть, дельфин — существо вообще абсолютно
миролюбивое, и агрессивность ему в принципе не свой-
ственна? Или он просто беззащитен, способен лишь ос-
терегаться других, но не нападать? Вот уж нет! Дельфин -
животное сильное, прекрасно вооруженное и способное
не только при необходимости постоять за себя, но и под-
час проявить отнюдь не ангельский характер.

Каждый, кому приходилось видеть раскрытую дель-
финью пасть, не мог не проникнуться уважением к этому
орудию из пары длинных челюстей (не хуже, чем у кро-
кодила), снабженных несколькими десятками острых
шиловидных зубов. Правда, главное назначение этих зу-
бастых челюстей — не кусаться, а хватать и удерживать
рыбу, на которую дельфины охотятся. Но при необходи-
мости животное использует свои зубы и для других, дале-
ко не мирных целей, например в драках со своими со-
братьями по стае. Да, бывает и такое, и нередко, хотя это
не совсем согласуется с изображаемым иногда идеаль-
ным образом дельфина как рафинированного интелли-
гента животного мира. Почти у всех дельфинов на спине
и на хвостовом стебле можно увидеть характерные белые
шрамы — ряды параллельных царапин, как будто кто-то
провел по коже большим гребнем с острыми зубьями, и
не один раз, а много. Это следы дельфиньих зубов, сви-
детельство схваток, в которых животные выясняли свои
взаимоотношения друг с другом, увы, не самым джентль-
менским способом.

Но когда дерутся между собой особи, примерно рав-
ные по величине, силе и проворству, это еще полбеды.
Куда хуже было бы, вздумай дельфин таким же способом
«погладить» своими острыми зубами оказавшегося в воде
человека. Тогда беды не миновать. Но этого никогда не
происходит.

32

Однако оружием для дельфина служат не только его
зубы. Гораздо страшнее и эффективнее другое средство
зашиты и нападения, которым он располагает: это свое-
го рода таран. Его длинные челюсти вытянуты так, что
образуют своеобразный твердый клюв (рострум). Что
произойдет, если дельфин, масса которого составляет
сотни килограммов, разогнавшись до скорости 20—30
километров в час (а чтобы набрать такую скорость, дель-
фину нужно всего несколько секунд), ударит своего вра-
га этим тараном? Нетрудно представить себе, что такой
удар может быть поистине страшен: ведь вся энергия
разогнавшегося массивного тела оказывается сосредо-
точенной в ударе узким клювом-рострумом. Ни одно
живое существо, соизмеримое с дельфином по массе и
размерам или даже более крупное, не может устоять
против такого сокрушительного удара. По крайней ме-
ре, с главными своими врагами — крупными акулами -
дельфины расправляются именно таким способом, при-
чем быстро и беспощадно. Одного, в крайнем случае не-
скольких ударов бывает достаточно, чтобы оглушенная
акула замерла неподвижно и... стала тонуть. Ведь у них
нет плавательного пузыря, с помощью которого рыбы
регулируют свое движение в воде. А отсутствие у акулы
жаберных крышек приводит к тому, что она должна не-
прерывно двигаться, чтобы не задохнуться, так как толь-
ко при движении встречный поток воды омывает ее
жабры, доставляя необходимое количество кислорода.
Даже если удары дельфинов не убьют акулу сразу, но, ог-
лушенная ударами, замершая неподвижно, она обрече-
на на гибель.

Бывает, что дельфины используют свой таран не
только против врагов, но и в междоусобных схватках.
Это, правда, происходит нечасто: только тогда, когда
кто-то из них грубо нарушает строгие правила взаимо-
отношений в стае и когда зубы оказались недостаточно
действенным средством для выяснения отношений и

² Супин «Этот ... дельфин"

наведения порядка. Драки с ударами тараном - - это
очень серьезно, тут возможен любой, даже смертельный
исход. До сих пор помню трагедию, произошедшую в
одном из дельфинариев, увы, целиком и полностью по
вине людей. Правда, в их оправдание можно сказать, что
было это много лет назад, когда о дельфинах, об особен-
ностях их поведения и взаимоотношений знали еще
очень мало. В бассейн, в котором уже несколько меся-
цев жил самец с двумя самками, поместили еще одного
самца, намного более крупного и сильного. В дельфинь-
их стаях, как и у многих других животных, существует
закон владений: тот, кто обжил территорию раньше, тот
и главнее, тот вожак стаи, а новичок, если появится
здесь, должен занять подчиненное положение. Но су-
ществует и другой закон: вожаком обычно бывает более
крупный и более сильный самец, чтобы выполнять не-
простые обязанности ведущего. В естественных услови-
ях конфликт обычно не происходит: новый вожак под-
растает вместе с остальными членами стаи и постепенно
занимает лидирующее положение. Но в случае, о кото-
ром идет речь, возник неразрешимый конфликт: один
самец считал себя вожаком по праву территориаль-
ности, другой — новичок — тоже имел все основания
считать себя вожаком, но уже по праву силы. Самцы не
могли разобраться в ситуации, возникшей по вине лю-
дей и совершенно для них непривычной, поэтому оба
страшно занервничали. А когда нервы напряжены
любой пустяк может спровоцировать беду. И она про-
изошла. Драка вспыхнула, как взрыв, и не успел никто и
глазом моргнуть, как более сильный дельфин нане-
более слабому страшный удар. Тот погиб почти мгно-
венно, как показало потом вскрытие, от сильнейшего
повреждения внутренних органов. Конечно, людям
урок, оплаченный столь дорогой ценой, пошел все же
впрок, и больше никогда я о таких случаях не слышал
Но трагедия произошла. И рассказал я об этой неприят-

34

ной истории не только потому, что хотел о ней сооб-
щить, но и чтобы подчеркнуть: дельфин, как и любое
другое животное, даже может дать выход нешуточной
агрессивности и имеет все необходимые средства для ее
проявления.

И уж если бы дельфин вздумал обратить свое главное
и страшное оружие против находящегося в воде челове-
ка, то можно не сомневаться: в любом случае мгновенно
последовал бы трагический исход. Ведь человек не толь-
ко устоять против такого удара, но даже увернуться от
него не смог бы, поскольку дельфин в воде несравненно
быстрее и маневреннее.

Да что уж говорить о таране. Даже хороший шлепок
его хвоста мог бы обернуться для человека большими не-
приятностями. Так что дельфин — существо далеко не
беспомощное и не безобидное.

И как ни удивительно, учитывая нрав животного, ни-
когда не было (и, наверное, не будет) отмечено случая,
чтобы дельфин преднамеренно напал на человека, целе-
направленно ударил, ранил его. И это не только в откры-
том море, где при встрече дельфина с человеком мало что
может подтолкнуть животное к агрессивным действиям.
Сейчас немало их содержится в дельфинариях и океана-
риумах, созданных для проведения научных исследова-
ний или для зрелищных мероприятий. В таких дельфи-
нариях сотрудникам, которые непосредственно работают
с животными, приходится много времени проводить в
воде, прямо в тех бассейнах или вольерах, где содержатся
дельфины. А среди них там животные, не только хорошо
прирученные и привыкшие к своему новому дому и к че-
ловеку. Есть и такие, которые совсем недавно попали сю-
да с воли, только что перенесли не слишком приятную
процедуру перевозки. Каково настроение у такого жи-
вотного, как оно отнесется к человеку, появившемуся в
его новом водном жилище, не проявит ли дельфин агрес-

35

сивности? Не опасно ли для человека войти в такой
вольер, где плавает только что пойманный дельфин?

Тот, у кого есть опыт работы с этими животными, зна-
ет: неожиданностей не будет, никакого вреда дельфин не
причинит. Даже в такой неблагоприятной обстановке у
него никогда не возникает агрессивности по отношениию
к человеку.

Это не означает, конечно, что, плавая рядом с дельфи-
ном, можно не соблюдать никакой осторожности. Ни-
когда нельзя забывать, что это крупное, сильное и очень
подвижное животное. Если, проплывая рядом с челове-
ком, дельфин просто заденет его своим жестким спин-
ным плавником или хвостом, то вполне возможна серь-
езная травма, а уж синяки обеспечены почти наверняка.
Но тут уж дельфин не виноват.

До сих пор помню секунды ужаса, который мы пере-
жили, когда один из наших сотрудников, уже много лет
работавший с дельфинами и прекрасно знавший, как с
ними обращаться, прыгнул в вольер (естественно, надев
для этого обычную маску для погружения в воду) и... вы-
нырнул с лицом, сплошь залитым кровью, хватая ртом
воздух. Несколько человек сразу же прыгнули в воду,
подхватили его, помогли выбраться на берег. Что случи-
лось? Да ничего особенного. Проплывавший дельфин
взмахнул хвостом посильнее и попал жестким ребром
хвостового стебля прямо по маске — а это примерно то
же, что изо всей силы ударить ребром доски. Стекло ма-
ски, естественно, разлетелось вдребезги, осколок пора-
нил нос. К счастью, на самом деле все оказалось не так
страшно. Кровь скоро остановилась, рана на носу зажи-
ла, но искореженный обод маски еще долго висел у нас
на самом видном месте для напоминания: дружба друж-
бой, но не следует забывать о разных весовых категориях
дельфина и человека.

Очень опасные случаи могут возникнуть, если дель-
фин и человек просто в чем-то не поймут друг друга. Ви-

36

ну за такие недоразумения, как правило, справедливо
возложить не на дельфина, а на человека, который не
учел каких-то правил или особенностей поведения дель-
финов. Карен Прайор в своей книге описывает характер-
ную в своем роде ситуацию: помощник тренера прыгнул
в бассейн за упущенным ведром. Дело, однако, было в
том, что с этим ведром с удовольствием играла жившая
там огромная косатка, которой вовсе не хотелось так
скоро расставаться с неожиданно доставшейся ей игруш-
кой. Однако, пишет Прайор, вместо того чтобы отнять
ведро у парня, она «отняла его у ведра», забрав его голову
в пасть и отбуксировав помощника тренера к борту бас-
сейна. Хотя инцидент описывается с мягким юмором, но
совершенно ясно, что бедному парню было совсем не до
смеха в такой ситуации. А стоит ли обвинять в этом ко-
сатку и приписывать ей агрессивные действия? Она же
не стремилась сделать ничего плохого, хотела только по-
играть еще немного с ведром, и откуда ей было знать, ка-
кого страха натерпелся несчастный, когда его в прямом
смысле слова поставили на место.

К счастью, даже и такие случаи нечасты: обычно дель-
фины сами достаточно осторожны и стараются не уда-
рить человека даже нечаянно. А уж сделать это нарочно -
никогда. Даже если дельфин «не согласен» с какими-то
действиями человека и намерен заявить по этому поводу
свой решительный протест, он обычно делает это так,
чтобы не нанести человеку серьезного вреда. Описанный
выше случай с косаткой, ухватившей человека за голову,
может рассматриваться как печальное недоразумение,
которое к тому же в конце концов завершилось относи-
тельно благополучно (если не считать нервной встряски,
которую получил бедолага). В других подобных случаях,
даже в «конфликтной» ситуации, все обходится еще бо-
лее мирно по той причине, что дельфин сам учитывает
несопоставимость своих возможностей с возможностями
человека и действует очень аккуратно. В записках трене-

37

ров можно найти, например, описание ситуации, когда
из бассейна нужно было вытащить для лечения больного
дельфина, который жил там вместе с ложной косаткой
(это хоть и не такой гигант, как настоящая косатка, но
тоже зверюшка в полтонны весом). Решив, что с ее сосе-
дом собираются делать что-то непозволительное, косат-
ка очень аккуратно взяла зубами тренера за ногу -
небольно, но крепко — и отвела его в сторонку, где и от-
пустила, и что примечательно, не причинив ему совер-
шенно никакого вреда, даже не поцарапав. Столь ясный
намек был, однако, понят. Следующая попытка вынуть
дельфина из бассейна была сделана только после того,
как косатку отделили от него перегородкой.

Но отсутствие у дельфинов агрессивности по отноше-
нию к человеку — это еще не самое удивительное. Ведь
даже крупные и сильные животные не нападают на чело-
века, если их не принуждает к этому самая крайняя необ-
ходимость и безвыходность положения. Не нападают, но
спасаются бегством. Ничего не поделаешь, так уж заре-
комендовал себя человек в мире животных: многие из
них хорошо знают, что встреча с людьми не сулит им ни-
чего хорошего, так что сплошь и рядом, столкнувшись с
человеком, животные немедленно спасаются бегством,
даже не пытаясь защитить себя в бою.

Но ведь и нападение, и бегство едины в одном: и то, и
другое означает отношение к человеку, как к врагу. Ред-
ко, в самых исключительных случаях, дикие животные
проявляют к человеку не враждебное, а дружественное
отношение. Чтобы преодолеть враждебность или насто-
роженность, приручить дикое животное, нужна бездна
терпения, времени и сил. Даже если, не видя со стороны
человека никакого вреда, животное постепенно преодо-
леет страх перед ним (вспомните белок, которые довер-
чиво берут пищу у людей из рук в лесопарках крупных
городов), то все равно это еще нельзя назвать полным
доверием: страх не утрачен, он только притупился или

38

преодолен. Достаточно одного резкого движения, одной
попытки обмануть доверие, и животное снова надолго
станет диким, снова будет бояться людей (так что если
белка в парке доверчиво подошла к вам, то это замеча-
тельно вдвойне: во-первых, потому, что это украшает на-
шу жизнь, а во-вторых, потому, что это означает -- из
множества людей, гулявших там, еще не нашлось ни од-
ного негодяя, кто бы обманул ее доверие, попытался бы
ее поймать или ударить). Настоящие же дружеские отно-
шения между человеком и диким животным могут воз-
никнуть только в каких-то совершенно особых обсто-
ятельствах, и это случаи редчайшие.

Но совсем по-иному складываются отношения между
людьми и дельфинами. Дельфины не только не агрессив-
ны по отношению к людям, но они не избегают их, не
относятся к людям, как к извечным врагам. Конечно,
встречаясь с человеком впервые или в незнакомой обста-
новке, дельфины тоже относятся к нему с опаской. Но
это нормальная и естественная реакция любого живот-
ного на нечто незнакомое, а значит, потенциально опас-
ное. Первый страх проходит у дельфинов достаточно бы-
стро, если человек не дает оснований считать, что боязнь
была обоснованной.

И тогда начинается самое интересное: проявляется
совершенно определенное стремление этих животных
вступить с человеком в контакт. Дельфины могут очень
близко подплывать к людям, не обнаруживая никаких
признаков страха или враждебных намерений. Иногда
они явно стараются привлечь к себе внимание людей и
находиться вблизи людей откровенно предпочитают пре-
быванию в одиночестве.

Рассказано и даже описано немало историй о дельфи-
нах, которые, например, появляясь вблизи морских пля-
жей, играли среди купающихся людей или заходили в
места стоянок кораблей и привлекали к себе внимание
команды, или тем или иным способом пытались обра-

39

тить на себя внимание рыбаков. Переворошив старые га-
зеты и журналы, можно собрать целую коллекцию статей
и заметок, описывающих такие случаи. К сожалению,
далеко не всегда есть уверенность, что все написанное в
таких заметках — чистая правда. Как правило, описыва-
ются сообщения отдельных очевидцев, а они могут быть
людьми увлекающимися, иногда даже сверх меры (не зря
же говорят: «Врет, как очевидец»). Но главное, на мой
взгляд, вовсе не в том, как именно протекал тот или иной
эпизод контакта человека с дельфином. Главное в том,
что такое действительно вполне возможно.

А про некоторые из таких случаев можно говорить с
полной уверенностью, что так все и было на самом деле,
поскольку свидетелями этих случаев были сотни людей,
и дельфины -- герои таких эпизодов — даже получали
собственные клички. Одним из первых таких дельфинов,
получивших персональную и достаточно широкую из-
вестность, был, видимо, легендарный дельфин Опо,
регулярно появлявшийся у местечка Опонони в Новой
Зеландии и позволявший детям играть с ним на мел-
ководье. Такой героиней была и дельфиниха Джорджи-
герл, ставшая популярной у берегов Флориды. А полу-
чивший мировую известность дельфин по кличке Пело-
рус Джек прославился тем, что в течение почти четверти
века провожал корабли, проходившие по проливу Кука
между островами Новой Зеландии. Эти истории интерес-
ны прежде всего тем, что они были среди первых, досто-
верно документированных в прессе и ставших достаточ-
но известными. На самом деле в них нет ничего необык-
новенного по сравнению с многими другими более или
менее похожими историями, происходившими в разных
уголках земли, и у наших берегов тоже. Интерес и благо-
желательное отношение диких дельфинов к человеку
проявлялись повсеместно и в разных вариантах.

Но особенно ярко стремление дельфинов к установ-
лению контакта с человеком происходит в условиях, ког-

40

да их содержат вблизи людей - - в океанариумах или
дельфинариях, о которых я уже упоминал. Такие усло-
вия нельзя даже назвать содержанием в неволе. Неволя -
это принудительное лишение свободы, от которого уз-
ник стремится избавиться при первой же возможности.
А дельфины, прожившие некоторое время в дельфина-
рии, созданном для них человеком, вовсе не стремятся
расстаться со своим домом. Дельфину, который привык к
людям, можно открыть выход в открытое море, и он им
не воспользуется. Пищу, которую он получает из рук че-
ловека, он предпочитает охоте за живой рыбой, заплыв-
шей к нему в вольер.

Во многих дельфинариях животные содержатся в
морских вольерах, которые представляют собой просто
кусочек моря, огороженный натянутой на канаты сетью.
Сеть возвышается над водой совсем немного — на метр,
полметра, иногда и того меньше. Перепрыгнуть через та-
кую преграду и уйти в открытое море для дельфина, если
иметь в виду его физические возможности, сущий пус-
тяк. Разогнавшись, он может подскочить в высоту на 2—
3 метра и приводниться в добром десятке метров от того
места, где прыгнул. Но дельфины никогда не уходят из
вольеров. Правда, справедливости ради нужно сказать,
что вначале они не делают этого не из-за желания остать-
ся с человеком (для только что пойманного животного
совершенно естественно стремление вернуться обратно в
море), а из-за природной осторожности. Хотя дельфины
и отличные прыгуны, они никогда не прыгают через не-
знакомые препятствия; ведь неизвестно, что находится
там, по другую сторону, — вдруг не чистая вода, а что-то
твердое, тогда можно и разбиться. Но сети, ограждаю-
щие вольер, являются таким незнакомым препятствием,
запретным для прыжков, только сначала. Обжившийся в
вольере дельфин уже прекрасно знает, где чистая вода, а
где канат или свая. Но из вольера все равно не уходит:
пока познакомится как следует со своим домом, он уже

41

осваивается в нем, привыкает к обществу людей и поки-
дать их не собирается уже по доброй воле.

Мои коллеги, работавшие в одном из океанариумов,
со смехом рассказывали про молодого дельфина, кото-
рый любил перепрыгивать через перегородки между со-
седними вольерами и таким образом «ходил в гости» к
другим сородичам. Как правило, утром, к приходу трене-
ра, он обычно уже был на своем законном месте, добира-
ясь туда тем же путем — перепрыгивая через сетевые пе-
регородки между вольерами. Иногда, правда, не успевал
и тогда прятался в глубине чужого вольера, как нашко-
дивший мальчишка, а как только тренер удалялся — бы-
стренько пробирался на свое место. Но точно такая же
перегородка, отделявшая не от соседнего вольера, а от
открытого моря, его, по-видимому, нимало не интере-
совала.

Условия, когда дельфин содержится рядом с чело-
веком и под контролем тренера, оказались наиболее под-
ходящими, чтобы во всей своей полноте проявились
способности и склонности дельфинов к контактам с
людьми. Ведь именно в такой ситуации создается воз-
можность для повседневного общения животного с
людьми, причем не с кем попало, а с квалифицирован-
ным персоналом, специалистами, которые не только за-
интересованы в таком контакте, но и знают особенности
поведения животных, профессионально относятся к делу
и поэтому могут грамотно поощрять стремление живот-
ных к контакту.

Темпы установления дружественных отношений меж-
ду человеком и дельфином в таких условиях просто пора-
зительны. Вот только что пойманные, вчера еще совер-
шенно дикие животные, к тому же напуганные процеду-
рой отлова и перевозки в дельфинарий. Но уже через
несколько дней они перестают бояться людей, осваива-
ются со своим новым жилищем и начинают брать пред-
лагаемую человеком пищу. Правда, сначала приходится

42

бросать им рыбу с некоторого расстояния: подходить
близко они еще боятся. Но проходит не слишком много
времени, и доброжелательность и терпение человека по-
могают преодолеть естественный барьер страха. Кон-
тактность дельфинов проявляется с каждым днем все за-
метнее. Они все ближе приближаются к человеку за пи-
щей; еще немного, и уже начинают брать рыбу прямо из
рук. Проходит еще некоторое время, и дельфин уже по-
зволяет притрагиваться к себе, уже сам подплывает к
краю бассейна или вольера, на котором должен появить-
ся человек, и ищет встречи с ним.

А у животных, которые достаточно долго живут под
опекой человека, стремление к контакту проявляется
необычайно сильно. Можно наблюдать, как появление
человека возле бассейна, где живет дельфин, вызывает
буквально бурю восторга, который животное выражает
всеми доступными ему средствами: прыгает и шлепается
об воду, поднимая фонтаны брызг, свистит и щелкает -
оно, как может, демонстрирует переполняющие его эмо-
ции. А если человек, с которым у дельфина установились
дружеские отношения, входит в воду и особенно если
этот человек — неплохой пловец, с которым животному
еще и интересно, тогда его стремление к общению с че-
ловеком проявляется во всей полноте. Дельфин плавает
рядом с человеком, подставляет ему свое тело, чтобы его
погладили, с удовольствием катает на себе приятеля, ух-
ватившегося за его спинной плавник.

Стремление к общению с человеком может быть на-
столько сильным, что в поведении животного появляют-
ся даже элементы требовательности: общение с челове-
ком он уже рассматривает не только как возможность, но
и как потребность и возмущается, если это его желание
не удовлетворяется в достаточной степени. Насколько
активно дельфин демонстрирует свое удовольствие при
появлении вблизи него человека, настолько же недву-
смысленно он может выразить свое неодобрение тому,

43

кто не захотел доставить ему такого удовольствия, пре-
небрег общением с ним. Мне не раз приходилось наблю-
дать, как человек, который уходил от бассейна слишком
рано, не доставив дельфину достаточно полного удовлет-
ворения от взаимного общения, бывал за это немедленно
наказан: сильно шлепнув хвостом по воде, дельфин ока-
тывал обидчика водой с ног до головы, причем делал это
со снайперской точностью.

А вот рассказ американских ученых Д. и М. Колдуэл-
лов о том, как в аналогичной ситуации дельфин выразил
свои претензии, когда один из посетителей океанариума
подошел к бассейну, чтобы поиграть с ним. «...Это зна-
комство происходило спокойно до тех пор, пока посети-
телю не надоело играть. Он начал болтать с кем-то, сто-
явшим рядом, повернувшись спиной к дельфину и на-
клонившись над барьером бассейна. Дельфин же не
собирался прекращать игру и слегка поддал ему сзади,
чтобы напомнить, что игра не кончилась. Как рассказы-
вают, бедняга подлетел в воздух, по крайней мере, на
2 метра, а затем, проклиная дельфина на чем свет стоит,
бросился прочь и бежал, пока не скрылся из виду. Нет
сомнения, что эта история несколько преувеличена, но
на дельфина она произвела сильное впечатление. Дель-
фин и сейчас бывает безмерно счастлив, когда ему удает-
ся повторить эту шутку».

Несмотря на некоторую трагикомичность таких слу-
чаев (конечно же, как справедливо замечают авторы,
чуть-чуть преувеличенную ради красного словца), они
достаточно наглядно демонстрируют, что общение с че-
ловеком для дельфина немаловажно, что свое право на
такое общение он отстаивает всеми доступными ему спо-
собами, в том числе и такими, которые нам могут пока-
заться несколько экстравагантными.

Постепенно общение с человеком становится для
дельфина настоятельной потребностью. Само общение
можно использовать в качестве поощрения, например,

44

при обучении животных. Как обычно поступает дресси-
ровщик, если ему нужно научить чему-нибудь зверя?
Принцип чаще всего один: поощрить животное, если
оно совершило правильные действия, и таким вознаг-
раждением почти всегда служит пища. Конечно же, дан-
ный подход в принципе оправдан: когда в животе пусто,
более высокие материи воспринимаются с трудом, и ис-
пользование пищи в качестве поощрения почти всегда
достаточно эффективно. Так же на первых порах идет и
обучение дельфина: пиша служит наградой за правиль-
ные действия. Но постепенно ситуация меняется: поощ-
рение едой может отойти на второй план. Дельфин стре-
мится честно «заработать» свою рыбку даже в том случае,
если он не голоден и есть ее не собирается. Сам процесс
общения с человеком, получения от него награды стано-
вится побудительным мотивом «работы» животного, и
поощрением служит сам факт получения пищи от чело-
века, а не удовлетворение голода. А потом можно обой-
тись вообще без рыбы: дельфин уже знает, что голодным
он все равно не останется, по окончании работы его все
равно обязательно покормят, но сам процесс решения
какой-то задачи, поставленной человеком, явно интере-
сен и привлекателен для него.

Умелые тренеры, которые обучают дельфинов ка-
ким-либо навыкам, используют в своей работе заинтере-
сованность подопечного в совместной работе. Ведь бы-
вает так, что дельфина нужно не только научить делать
что-либо нужное (для этого его правильное действие по-
ощряется пищей или еще как-либо), но и отучить его со-
вершать что-либо нежелательное, вредное для работы.
Например, расшалился дельфин и стал играть, вместо
того чтобы работать. Простейшая логика подсказывает,
что для этого нужно наказать шалуна за такие ненужные
действия. Но как наказать? Ударить, причинить боль?
Ни в коем случае! Во-первых, дельфин — животное са-
молюбивое и независимое, «метод кнута» он категориче-

45

ски не признает. Он не от нежелательного действия от-
учится, а вообще перестанет работать: уйдет в дальний
край вольера, уткнется носом в угол и всем своим видом
покажет тренеру, что о нем думает. И заставить его рабо-
тать нельзя будет никакими силами, пока он сам этого не
захочет. Во-вторых, — и это еще важнее — атмосфера до-
верия, взаимной благожелательности, установившаяся
между человеком и дельфином, может быть катастрофи-
чески разрушена; восстановить ее заново будет очень и
очень непросто, если вообще возможно. Как же быть?
Тренеры дельфинов знают безотказный рецепт: если
дельфин перестал слушаться, расшалился, то нужно сде-
лать короткий перерыв в работе — взять «тайм-аут». Ли-
шение даже на короткое время возможности общаться с
человеком моментально действует отрезвляюще на ос-
лушника, оно является для него достаточно серьезным
наказанием. И к чести дельфинов надо сказать, что на
такое наказание, если оно действительно заслужено, жи-
вотные никогда не обижаются, принимают это как впол-
не справедливую реакцию задетого их непослушанием
тренера. Ведь и сами они, если их обидеть, поступают
точно так же — отказываются работать. Так что все спра-
ведливо, и взаимодействие между тренером и дельфином
моментально восстанавливается.

Бывают ситуации и вовсе комичные. До сих пор вспо-
минаю дельфина, который при появлении человека око-
ло его вольера немедленно нырял в дальний угол и...
приносил оттуда старую дохлую рыбку, которую, держа
кончиками челюстей, он протягивал человеку. Рыбка,
конечно, была тухловатой, но дельфин, несомненно,
предлагал ее из самых лучших побуждений. Тут уж оста-
валось только руками развести: он что же, пытается воз-
наградить нас за то, что мы пришли к нему? Условный
рефлекс у нас вырабатывает? Такая мысль поневоле при-
ходила в голову многим. Хотя вполне возможно, что
причина поведения дельфина была несколько иной: про-

46

тягивая нам рыбку, то есть непременный атрибут его ра-
боты с человеком (ведь рыба всегда используется для по-
ощрения), он таким способом приглашал нас начать ра-
боту. А может быть, это была просто игра - - трудно
сказать; пока что для нас в значительной степени душа
этих животных — потемки. Но в любом случае такие сце-
ны прекрасно демонстрируют ту удивительную особен-
ность поведения дельфинов, о которой идет речь: неиз-
менное дружелюбие по отношению к человеку переходит
в активное стремление вступить с человеком в контакт.

Раз уж мы заговорили о доброжелательности дельфи-
нов, нельзя не сказать хоть пару слов об их знаменитой
обаятельной улыбке. Действительно, когда ни посмот-
ришь на дельфина вблизи — всегда уголки рта загнуты в
хитроватой и милой улыбке. Но вот тут я должен, к сожа-
лению, немного разочаровать читателя. Ни к доброжела-
тельности дельфина, ни к каким-либо другим особен-
ностям его характера и поведения «улыбка» не имеет ни-
какого отношения. Проще говоря, никакой улыбки на
самом деле нет. У дельфинов вообще нет мимической
мускулатуры, то есть «выражение лица» у них никак не
меняется в зависимости от того, радуется животное или
печалится, добродушно оно или рассержено. То, что раз-
рез ротовой щели у него напоминает нам улыбку — чис-
тое совпадение. Это своего рода маска, которую посто-
янно носит дельфин, подобно вечно смеющемуся герою
Виктора Гюго. Но нас никак не должно разочаровывать
то, что дельфину просто не дано природой улыбаться. От
этого он вовсе не становится менее доброжелательным и
интересным партнером. Хоть мимика ему и недоступна,
у него есть масса других способов выразить свое дру-
жеское отношение к человеку — позы, движения, звуки.
И этими способами он прекрасно пользуется.

Вот мы и подошли к одному из ответов на вопрос о
том, почему именно дельфины с древности привлекали к
себе внимание людей. Ясно, что дружелюбие, доброже-

47

лательность этих животных по отношению к людям не
могли пройти незамеченными. Любое расположение вы-
зывает отклик, и отношение дельфинов к человеку, столь
разительно отличающееся от отношения большинства
других диких животных, не могло не вызвать ответного
внимания, доброжелательности, интереса со стороны
людей.

За многовековую историю знакомства человека с
дельфинами наверняка многократно возникали различ-
ные эпизоды близкого контакта, нашедшие свое отраже-
ние в многочисленных преданиях, легендах и рассказах.
Достоверно уточнить детали таких эпизодов сейчас труд-
но или вовсе невозможно: любое событие, если оно не
запротоколировано немедленно и в соответствии со все-
ми строгими требованиями научного наблюдения, неиз-
бежно искажается при последующих пересказах и пере-
записях. Но главное ведь не в этих ускользающих от нас
деталях. Главное — в существе тех совершенно особен-
ных взаимоотношений, которые могут устанавливаться
между человеком и дельфином как в естественных усло-
виях их обитания, так и при содержании под контролем
человека.

Но тогда возникает следующий резонный вопрос: по-
чему именно дельфины, в отличие от большинства дру-
гих диких животных, проявляют столь необычную до-
брожелательность и контактность по отношению к чело-
веку? На этот вопрос может быть несколько ответов.

Возможно, все дело в том, что человек не напоминает
дельфину ни одного из его естественных врагов, ни пред-
мет охоты. В самом деле, питаются дельфины (подав-
ляющее большинство видов) некрупной рыбой, которую
они глотают целиком. С этой обычной жертвой дель-
финьей охоты человек действительно не имеет ничего
общего и не может пробудить в животном агрессивные
охотничьи инстинкты. Естественных врагов у дельфинов
очень мало. В океане опасность для них могут представ-

48

дять только крупные акулы да их же сородичи — свире-
пые хищники косатки. Но здоровые, собравшиеся в стаю
дельфины не боятся акул, даже крупных, а косатки не
так уж многочисленны, да человек и не похож ни на аку-
лу, ни на косатку. А в нашем Черном море, например, у
дельфинов естественных врагов вообще нет: обитающая
здесь маленькая акулка-катран не может причинить
дельфину даже пустячного вреда. Может быть, именно
поэтому животные так спокойно, миролюбиво относятся
к другим существам, которых они встречают в воде, в том
числе и к человеку.

Эти особенности жизни дельфинов действительно
играют определенную роль в их своеобразном поведе-
нии. Но все не так просто. Я уже упоминал, что в подав-
ляющем большинстве они питаются рыбой. Иногда до-
бавляют в свой рацион моллюсков или другую мелкую
морскую живность. Однако, как говорит пословица, в
семье не без... исключения. Есть среди дельфинов один,
который не брезгует утолить свой аппетит и более круп-
ной добычей: тюленями и своими же более мелкими
сородичами. Я уже упоминал о нем как об одном из ес-
тественных врагов других дельфинов. Это получивший
печальную известность свирепый хищник океанских
просторов — косатка, или кит-убийца, огромный (весом
в несколько тонн) дельфин. Его страшные челюсти мо-
гут одним ударом перерубить пополам тело тюленя или
дельфина. Да и человеку, потерпевшему кораблекруше-
ние в океане, лучше не попадаться на глаза голодной
косатке.

Но вот что удивительно. Сейчас во многих океанариу-
мах содержатся не только небольшие рыбоядные дель-
фины, но и косатки! И, как ни странно, эти страшные
гиганты ведут там себя так же миролюбиво и доброжела-
тельно, как и остальные дельфины. Они не проявляют
ни малейшей агрессивности ни по отношению к челове-
ку, ни по отношению к другим обитателям океанариума.

49

Конечно, косатки в океанариумах всегда хорошо на-
кормлены и никогда не испытывают чувства острого го-
лода, которое заставило бы их броситься на любую добы-
чу. Но и накормлены они совсем не «до отвала»: к началу
представления у животного должен быть хороший аппе-
тит, чтобы пищевое вознаграждение за хорошо выпол-
ненную работу было принято с удовольствием. Однако и
при самом хорошем аппетите у косаток никогда не воз-
никало идеи «заморить червячка» своим тренером. Для
живущей в океанариуме косатки человек — это партнер
по работе, источник утоления голода, но никак не сама
пища.

Так что необычное отношение дельфинов к людям
нельзя отнести целиком за счет того, что человек не мо-
жет быть для них предметом охоты. Даже и тогда, когда
возникает эта потребность, все равно наблюдается неиз-
менная доброжелательность. В чем же тогда причина?

Лучше всего, конечно, было бы спросить об этом у са-
мих дельфинов. Но беседовать с ними на темы дружбы и
любви мы пока еще не научились, так что ответ на этот
вопрос приходится находить самим. Наиболее вероят-
ный и правдоподобный ответ состоит, на мой взгляд, в
следующем.

Встречая в воде человека, дельфин, видимо, совер-
шенно справедливо воспринимает его как существо, в
чем-то подобное ему самому и его сородичам. Ведь чело-
век, как и дельфин, дышит воздухом и имеет легкие. В
этом они сходны между собой и принципиально отлича-
ются от большинства других обитателей моря — рыб и
беспозвоночных животных, получающих кислород из
воды с помощью жабр. То, что у человека имеются лег-
кие, дельфин узнает без труда (как он это делает — об
этом будет сказано немного позже, в главе о звуковом
локаторе). Обнаруживая у человека такой яркий при-
знак, сближающий его с сородичами и отличающий от
рыб, дельфин и ведет себя по отношению к человеку так

же, как он относится к соплеменникам. Это вовсе не оз-
начает, что он путает человека с другими дельфинами, не
может различить их. Конечно, дельфин прекрасно пони-
мает не только сходство, но и различия между собой и
человеком. Но поскольку определенное сходство все же
есть, вступают в действие железные законы инстинктив-
ного поведения.

А эти законы строги. Ведь существа, живущие в воде и
дышащие воздухом, как бы хорошо они ни были приспо-
соблены к водной среде обитания, всегда находятся под
дамокловым мечом: под угрозой лишения живительного
глотка кислорода. Когда животное ранено, больно, пере-
двигается с трудом, то в этом, может быть, и не было бы
непоправимой беды, оно могло бы оправиться, восста-
новить свои силы после травмы или болезни, если бы не
проблема дыхания: не будет у дельфина достаточно сил,
чтобы вовремя вынырнуть на поверхность воды, чтобы
вдохнуть воздух, — и гибель неминуема. Если он запу-
тался в водорослях или в рыбацкой сети, то, может быть,
и смог бы постепенно освободиться от пут, но время не
ждет: оставшись под водой на несколько лишних минут,
дельфин погибнет от удушья.

В такой суровой обстановке интересы сохранения
вида требуют большой сплоченности, взаимопомощи,
заботы о сородиче, попавшем в беду. К существу, нахо-
дящемуся в воде, но дышащему воздухом, необходимо
относиться дружелюбно и бережно, поскольку его по-
стоянно подстерегает опасность захлебнуться — эта «точ-
ка зрения» дельфина может распространяться и на чело-
века.

Правда, как я уже говорил, дельфины далеко не всегда
миролюбивы по отношению к своим собратьям: бывают
между ними и нешуточные драки. Но ведь это борьба
между здоровыми, примерно равными по силе животны-
ми. Она может закончиться тем, что оба зверя получат
изрядное количество царапин и ссадин, но редко угро-

51

жает жизни одного из них. Трагические ситуации, вроде
тех, одна из которых была рассказана выше, — редкие
исключения при чрезвычайных обстоятельствах. Иное
дело, если силы заведомо неравны: дельфин никогда не
станет, применяя силу, выяснять взаимоотношения со
своим слабым или больным собратом, потому что это
было бы слишком опасно для жизни последнего. Полу-
чив серьезное ранение или будучи оглушенным, дельфин
может захлебнуться и погибнуть. Законы инстинктивно-
го поведения этих животных строго-настрого запрещают
нападать на слабого сородича.

Более того, слабые или больные дельфины вполне мо-
гут рассчитывать на помощь своих товарищей. Если
дельфин ослаб, плохо двигается и не может всплыть, что-
бы вдохнуть воздух, другие собратья помогут ему, подтал-
кивая к поверхности. Такие сцены я сам наблюдал не
раз. Иногда один, иногда двое или трое дельфинов под-
плывают к своему заболевшему товарищу, пристраива-
ются бок-о-бок с ним, поддерживая его и слегка подтал-
кивая к поверхности, и в таком положении вся группа
плавает час за часом. Больному животному почти не при-
ходится затрачивать усилий, чтобы держаться у поверх-
ности воды; эту заботу целиком взяли на себя его товари-
щи. И так может продолжаться очень долго, пока забо-
левший дельфин не поправится и не сможет плавать
вполне самостоятельно. Такая первейшая «скорая по-
мощь» у дельфинов наверняка спасла жизнь не одному
из них.

Миллионы лет эволюции выработали и закрепили у
животных эти формы инстинктивного поведения, помо-
гающие им сообща бороться с самой страшной из под-
стерегающих их опасностей: погибнуть от удушья. По-
этому и по отношению к человеку дельфин ведет себя
почти так же, как к своим слабым или больным соро-
дичам. Ведь для него не секрет, что по сравнению с ним
самим человек чувствует себя в воде очень неуверенно.

52

С «точки зрения» дельфина, даже очень хороший пло-
вец — удивительно неуклюжее и практически беспо-
мощное (в воде!) существо, ничуть не лучше тяжело
больного сородича. Поэтому нападение на человека, на-
ходящегося в воде, причинение ему вреда — табу, запрет
для дельфина.

Более того, инстинктивные формы взаимопомощи
между дельфинами могут иногда направляться и на чело-
века. Тонущий человек, совершающий беспорядочные
движения, захлебывающийся, ведет себя почти так же,
как и тонущий, захлебывающийся дельфин. И вступает в
действие закон взаимопомощи: дельфин может под-
плыть к тонущему человеку, подтолкнуть его снизу к по-
верхности воды, помочь ему сделать спасительный вдох.
Так что рассказы об утопающих, спасенных дельфинами,
могут основываться на вполне реальных фактах.

Это не означает, конечно, что, оказавшись в воде,
можно вести себя беспечно и считать себя застрахован-
ным от любой возможной беды: случись что, дельфины
выручат! Даже если они и обитают в этом месте, никто
ведь не даст вам гарантии, что в критический момент
кто-то из них окажется поблизости. И даже если окажет-
ся, то еще неизвестно, какой из инстинктов возьмет верх
и определит поведение животного: то ли инстинкт взаи-
мопомощи, то ли опасение перед малознакомым сущест-
вом. Очень вероятно, что дельфин все же предпочтет
держаться от вас подальше. И даже если он придет к вам
на помощь, возможно, что совершенно не поймет ваше-
го желания как можно скорее выбраться на берег: са-
ми-то дельфины именно из соображений безопасности
предпочитают, как правило, находиться на достаточной
глубине. Так что из самых лучших побуждений животное
может оказать вам и вовсе не дельфинью, а «медвежью»
услугу, подталкивая вас подальше от берега, к свободной
и, с его точки зрения, безопасной воде. Так что, купаясь
в море, лучше рассчитывать не на «скорую помощь»

53

дельфинов, а на собственные силы, умение плавать и на
подстраховку спасательной службы.

Но ведь для того, чтобы заслужить репутацию спаса-
телей, дельфинам вовсе и необязательно регулярно нести
спасательную службу. Достаточно даже редких, хотя бы
единичных случаев помощи дельфина человеку, чтобы
молва об удивительном дружелюбии дельфинов широко
распространилась по свету, перерастая в легенды.

Вот мы, пожалуй, и разобрались в одной из причин
заставивших людей обратить особое внимание на дель-
финов. Дружелюбие и контактность этих животных за-
метны сразу, они не могут не пробудить ответного инте-
реса, ответного чувства доброжелательности.

Но эта причина могла действовать лишь при первом
знакомстве человека с дельфинами. Одной только добро-
желательности, в которой, к тому же, нет ничего сверхъ-
естественного (мы уже выяснили, что она вытекает из
основных форм инстинктивного поведения дельфинов),
было бы наверняка недостаточно, чтобы изучением дель-
финов занялись десятки научно-исследовательских ла-
бораторий. Для этого есть причины посерьезнее — при-
чины, которые очень быстро обнаружились, как только
человек чуть-чуть поближе познакомился с дельфинами.

Глава шестая

НЕСКОЛЬКО ИСТОРИЙ О ТОМ,
КТО, ГДЕ И КАК ИЗУЧАЕТ ДЕЛЬФИНОВ

Специалист подобен флюсу:
полнота его одностороння.

Козьма Прутков

Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.

Он же

Вначале мне хочется рассказать об ученых, которые
занимаются изучением дельфинов. Эта порода людей са-
ма по себе представляет определенный интерес: я бы да-
же выделил их из вида Homo sapiens (человек разумный) в
отдельный подвид и назвал бы этот подвид, например,
Homo sapiens delphinoscientificus (человек, изучающий
Дельфинов). В самом деле, с общепринятой точки зрения
можно ли безо всяких оговорок назвать человеком раз-
умным того, кто отправляется на край света, чтобы по-
слушать, как разговаривают друг с другом дельфины в

55

какой-то особенной, именно там обитающей стае? Или
того, кто, на время забыв про свой университетский дип-
лом, орудует киркой и лопатой, чтобы соорудить ком-
фортный бассейн для дельфинов, а сам при этом живет
несколько месяцев в полотняной палатке под дождем и
солнцем? Но я очень люблю этих людей, наверное, пото-
му, что многие из них — мои близкие друзья и коллеги.
Они заслуживают, чтобы немного рассказать о них.

Представителей этой породы людей можно найти в
самых разных уголках земного шара — от Белого до Чер-
ного моря, от Владивостока до Гавайских островов, -
лишь бы там водились киты и дельфины, а, как мы уже
выяснили, эти животные обитают везде, где есть реки,
моря и океаны. Вот несколько историй об этих людях -
зарисовок с натуры.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

Кусочек черноморского побережья — один из совсем
немногих, еще не освоенных курортной индустрией, не
застроенный пансионатами и базами отдыха. Вероятно,
потому, что нормальную дорогу сюда еще не проложили,
добираться приходится по «грунтовке», извивающейся
по горным склонам через перевалы, с многочисленными
выбоинами и нагромождением камней. Путешествие по
такой дороге вынесет не всякий пассажир, не говоря уж
об автомобиле. Но если все же выдержит, то имеет шанс
попасть на клочок земли в пару сотен метров длиной и в
сотню метров шириной, зажатый между береговой лини-
ей и склоном горы. Клочок земли, ничем не примеча-
тельный, если не считать, что какое-то время назад
именно здесь обосновалась кучка энтузиастов-«дельфи-
новедов» и начала строить морскую станцию, где они
могли бы проводить свои исследования.

Науку, если она прямо не связана с созданием новой
ракеты или бомбы, никогда особенно не баловали вни-

56

манием и деньгами. Так что о том, чтобы построить, как
полагалось бы, «нормальную» морскую станцию с бас-
сейнами и вольерами для животных, лабораторными
корпусами и жилыми домами, — не могло быть и речи.
Во всяком случае, ждать и добиваться осуществления же-
лаемого пришлось бы многие годы, а то и десятки лет:
молодые энтузиасты к тому времени, того и гляди, уже
должны были бы уходить на пенсию. Но ждать никто не
хотел. Поэтому взялись за дело сами, как могли и как
умели.

Нашли подходящую полянку, ровную и свободную от
деревьев, чтобы не рубить ничего. Взялись за кирки и ло-
паты, подровняли, где нужно, и получилось идеальное
место, чтобы поставить пару небольших бассейнов. При-
смотрели хорошую сборную конструкцию — бассейны,
вообще-то, предназначались для детишек, но вроде бы
вполне пригодные, чтобы и дельфинов в таких поселить.
Привезли всю эту кучу железа и резины (надо же было
еще ухитриться довезти это по горной дороге!). Все сами
собрали и свинтили, не хуже профессионалов рабочих,
установили насос, протянули трубы, чтобы качать в бас-
сейн морскую воду. Вначале, правда, не вполне были уве-
рены, что что-нибудь получится из этой затеи. Но ниче-
го — все получилось!

Сделали и морской вольер. Промерили дно вблизи бе-
рега и нашли более или менее ровную площадку на не
очень большой глубине, метров пять. Сварили из желез-
ных труб большущую раму в виде куба, обтянули этот
каркас обыкновенной рыболовной сетью — вот и готов
вольер. Дело за малым — затащить эту конструкцию в
воду, на пятиметровую глубину. Ведь сооружали-то ее на
берегу. Пошли с поклоном к рыбакам в соседний посе-
лок. Подогнали поближе рыбацкий траулер, прицепили
трос к нашему сооружению, прикинули поточнее, в ка-
кую сторону тянуть. Ну, получится или зря старались?
Заработал винт, трос натянулся — ура! Пополз, родимый.

57

Только бы еще попасть на облюбованную ровную пло-
щадку! Еще и еще рывок троса, все глубже и глубже ухо-
дит каркас по наклонному морскому дну, уже глубоко
погрузился, но видно, что стоит наклонно. И когда уже
почти весь ушел в воду, вдруг выровнялся. Попали
все-таки на нужное место, на ровную площадку. Ну надо
же, кто бы мог подумать — опять получилось! Сами тем
временем жили в полотняных палатках — в тесноте, но
не в обиде. Так что и вольер, и бассейны готовы — при-
шло время устраивать новоселье для дельфинов. Дело за
малым — надо же их поймать. А как?

Пошли опять к рыбакам, Им, в общем, все равно, что
ловить, — хамсу или дельфинов, была бы снасть подхо-
дящая. Снасть-то нашлась -- огромная, километровой
длины сеть, которой можно окружить дельфинью стаю.
Но как втолковать людям, которые десятки лет ловят всю
морскую живность только для промысла и относятся к
своей добыче соответственно, что на этот раз задача сов-
сем иная: нам нужно не просто поймать дельфинов, а
чтобы они были живыми и здоровыми, чтобы ни в коем
случае не нахлебались воды, не поранились. Все уговоры
о том, что дельфины — это вовсе не рыбы, что это умней-
шие животные, что ранить и калечить их — варварство,
недопустимое ни в коем случае, — все эти лекции были
выслушаны с полным вниманием и пониманием. После
чего, однако, «лекторам», в свою очередь, популярно
объяснили, что хоть она и шибко умная, эта рыба-дель-
фин, и воздухом дышит, но все равно, рыба — она и есть
рыба, и если хочешь ее поймать, то надо не мудрить, а
ловить ее так, как всегда это делали. Не торопитесь обви-
нять рыбаков в нежелании понять «дельфинологов». По-
пробуйте осознать их точку зрения: если человека с
юных лет приучали смотреть на любого морского обита-
теля только как на возможную добычу, пригодную лишь
для употребления в сыром, вареном или жареном виде,

58

так ли легко потом сразу переменить отношение? Но в
конце концов оказалось, что и это возможно.

Договорились, что на рыболовном сейнере, помимо
команды, будет несколько человек ученых. Все они -
хорошие пловцы. Они-то и возьмут на себя заботы о
пойманных дельфинах.

Долго гонялись то за одной, то за другой дельфиньей
стаей. Наконец удалось кольцом обвести вокруг стаи ог-
ромную сеть, которую стали постепенно стягивать, су-
жая пространство, в котором плавали несколько дельфи-
нов. Вот уже остается совсем небольшое свободное про-
странство, и в сеть прыгают пловцы. Их задача -
поддержать, по возможности успокоить обескураженных
животных. Корабельная лебедка опускает в воду специ-
альные носилки, висящие на тросе, и дельфинов по од-
ному осторожно заводят в эти носилки. Вира! -- и вот
уже пленники один за другим оказываются на борту ко-
рабля в заблаговременно приготовленных ваннах с во-
дой. Теперь - - полным ходом домой, к бассейнам и
вольерам. В ванны снова заводят носилки, и корабельная
лебедка одного за другим доставляет дельфинов на при-
чал. Конечно, никакой техники, чтобы носилки с тяже-
лым животным можно было отвезти к бассейнам, нет и в
помине, но это мало кого смущает. По шесть, по восемь
человек к носилкам — дружно, взяли! И на руках, бе-
режно — к бассейну, там снова пловцы прыгают в воду,
чтобы аккуратно принять носилки, освободить дельфи-
на. И вот он уже плавает, осваиваясь со своим новым
жилищем. Вначале еще два-три человека для подстра-
ховки остаются в бассейне, чтобы поддержать, подхва-
тить дельфина, если он вдруг испугается, потеряет ори-
ентировку. Но вскоре выясняется, что необходимости в
этом нет. Дельфин плавает спокойно, пока, правда, мед-
ленно - - все же незнакомая обстановка. Но никаких
признаков паники нет. Так что — с новосельем! Ну надо

59

же — опять удалось, опять получилось то, что раньше
никогда не делали.

С тех пор прошло немало лет. Те молодые энтузиасты,
которые начинали это дело, давно повзрослели, обзаве-
лись всякими степенями и званиями, но от этого вовсе
не стали менее склонными к рискованным похождени-
ям. Может быть, потому, что рядом с ними всегда были
новые поколения молодых искателей приключений,
столь же увлеченных «дельфиньими» проблемами. Для
отлова новых дельфинов, если понадобится увеличить их
«штат», к рыбакам давно уже не обращаются: слишком
много шума и суеты от рыболовных траулеров и огром-
ных сетей. Научились ловить дельфинов сами, и без та-
ких широкомасштабных мероприятий, не стаями, а од-
ного-двух, сколько нужно. Полянку, на которой ставили
первые бассейны, тоже уж не узнать: и бассейны другие,
поприличнее, и кое-какими домиками биостанция обза-
велась. Хотя, впрочем, на постройку настоящих лабора-
торных корпусов денег так до сих пор и не нашли. Ну и
ладно, своими руками сладили из картона и фанеры
что-то, похожее на домики, -- за неимением лучшего
сойдет. Но не стоит судить об этих «сооружениях» по
внешнему неказистому виду. Внутри -- первоклассная,
самая современная аппаратура. Тут уж ни «кое-как», ни
«как-нибудь», ни «на живую нитку» не допускаются: все,
что непосредственно касается исследований, должно от-
вечать самым высоким стандартам. А уж что касается ка-
питальности сооружений, с этим можно и подождать до
лучших времен.

Зимой здесь немноголюдно: хоть и юг, и Черное море,
но не очень-то поживешь в фанерных домишках, когда
задует холодный зимний норд-ост. Зато как только при-
греет весеннее солнышко и на склонах гор появится пер-
вая зелень, все оживает и на биостанции. Ни выходных,
ни праздников здесь не признают: работа продолжается
семь дней в неделю. Впрочем, шутники уверяют, что во-

60

семь. С раннего утра слышен людской гомон и плеск во-
ды — осуществляются обязательные и ежедневные сани-
тарные процедуры: чистка бассейнов, смена воды в них.
Эти работы выполняются неукоснительно, иначе нельзя:
чистые бассейны — залог здоровья животных. Дельфины
к этой процедуре давно привыкли и спокойно смотрят,
как люди суетятся вокруг. Заодно у кого-то взяли из
хвостовой вены пару кубиков крови на анализ — это то-
же необходимо время от времени делать, чтобы не про-
воронить, если кто-то из подопечных вдруг захворает.
Тогда опытный врач, знающий все возможные дель-
финьи хвори, пропишет необходимое лечение (так же
как тренеров здесь не называют дрессировщиками, так
же и врача здесь не называют ветеринаром, только ува-
жительно: доктор). Но пока, к счастью, все здоровы, ле-
чить никого не нужно.

Для людей рабочий день начался уже давно. Пора, од-
нако, начинать трудиться и дельфинам. В бассейн опус-
каются носилки и - - пожалуйте на работу, хвостатый
коллега. Он не протестует: надо — значит надо. Спокой-
но позволяет завести себя на погруженные в воду носил-
ки, небольшая лебедка поднимает их, и вот дельфин уже
внутри лаборатории, в ванне с водой, специально пред-
назначенной для исследований и измерений. Здесь ему
предстоит провести часа два-три. Ну что ж, дело привыч-
ное. К тому же лежать на носилках, когда почти все тело
погружено в воду и не чувствуешь своего веса, удобно и
комфортно. Можно даже немного подремать, это ни-
сколько не возбраняется. А можно и понаблюдать через
застекленное окно, как суетятся люди вокруг ванны и
около стеллажа с приборами. Интересно все же, что это
они там вытворяют? Какую-то присоску прилепили на
голову; жаль, что на самую макушку — не удается как
следует разглядеть, что это такое. Подводный громкого-
воритель — гидрофон, опущенный в ванну, время от вре-
мени начинает что-то попискивать. Впрочем, что-то по-

61

хожее было и вчера, и позавчера, и каждый день. Такова
участь подопечного!

А неподалеку тоже началась работа, но другого харак-
тера. Дельфин не лежит в ванне, а свободно плавает в
бассейне. Но он знает: сейчас не время резвиться и иг-
рать, сейчас время учиться. Каждый раз, когда слышен
звуковой сигнал, он должен подойти к опущенной в воду
педали и нажать ее своим рострумом. Хотелось бы, ко-
нечно, знать, зачем людям нужно, чтобы он каждый раз
нажимал на эту штуку, но, в конце концов, им виднее.
Такая работа! Тем более что за каждый правильный ответ
дельфин получает вкусную рыбку. Так что он относится к
своей задаче с полной ответственностью. Слушать надо
очень внимательно: сигналы становятся все слабее и сла-
бее, еле слышимыми. Надо как следует постараться, что-
бы не пропустить очередной сигнал. Что ж, все, что от
него зависит, дельфин делает по возможности добросо-
вестно, ведь он тоже уже много раз выполнял эту работу,
она ему хорошо знакома, и он с полным правом может
считать себя даже квалифицированным специалистом в
своем деле.

В полутора километрах от биостанции, где намытая
морской волной галечная гряда отделила от моря не-
большое, в несколько гектаров, озерко. Вода там мор-
ская, соленая, но волнения никогда не бывает, какой бы
шторм ни свирепствовал по ту сторону галечной гряды.
Очень подходящее место для установки сетевого волье-
ра: нужно натянуть трос на некотором расстоянии от бе-
рега, повесить на него сеть — и вольер готов. Так и сде-
лали, и еще несколько дельфинов поселились в озерных
апартаментах. Но за это удобство для животных кому-то
приходится расплачиваться: каждый день, жара ли,
дождь ли, нужно топать эти полтора километра от био-
станции до озера и обратно, чтобы и покормить дельфи-
нов, и поработать с ними. И проделывают этот путь
каждый день, а иногда и не по одному разу. В вольере то-

62

же идет серьезная работа: обученные дельфины должны
показать, насколько хорошо научились различать раз-
ные сигналы.

Несколько часов пролетают быстро — не успеешь ог-
лянуться, и вот дельфины уже свободны, для них работа
на сегодня закончена. Тот, чье рабочее место было в ван-
не, теперь снова в своем бассейне, и те, кто работал, не
покидая бассейна или вольера, теперь тоже свободны от
своих обязанностей. Можно как следует поплавать, по-
играть, поразмять косточки. К тому же и время обеда
приспело, и по полведерка аппетитной ставридки — как
раз то, что нужно нашим дельфинам для полного удо-
вольствия.

А людям не до отдыха. После эксперимента нужно
еще все прибрать, привести в порядок, ванну почистить,
чтобы к завтрашнему дню быть наготове. Результаты се-
годняшних измерений надо, не теряя времени, успеть
обработать, чтобы было ясно, что же получилось. От это-
го зависит, как спланировать программу завтрашнего
эксперимента, так что все надо сделать не откладывая. А
тут уже подошло время вечерней санитарной процедуры.
Кроме того, надо еще кое-какую аппаратуру наладить и
отрегулировать. Ох, уже смеркается, день подошел к
концу! Вроде бы сегодня все успели, но ведь завтра опять
все то же самое — суета на целый день, без отдыха и пе-
рерыва. И так каждый день. Да когда же он наконец кон-
чится, этот сумасшедший летний сезон? Скорее бы уж
зима: хоть пожить спокойно у себя дома, в человеческих
условиях, и работать, как все обычные люди, восемь ча-
сов в день, а не двадцать пять, и выходные дни радостно
проводить с семьей...

Но приходит зима, люди возвращаются домой, в уют
и комфорт своих городских квартир, и очень скоро начи-
нают чувствовать, что им чего-то не хватает. Что значит
«чего-то»? Они-то прекрасно знают чего. Ведь все это
происходит уже не первый год. Им не хватает соседства

63

моря и гор, им не хватает ежедневного общения с умны-
ми и красивыми животными, им не хватает этого безум-
ного темпа работы, им не хватает ежедневно получаемо-
го маленького кусочка совершенно новых знаний. Да
когда же она наконец кончится, эта долгая и скучная зи-
ма? Скорее бы уж лето, скорее бы на море.

Ну рассудите сами, можно ли считать этих людей нор-
мальными? Знают ли они сами, чего хотят? Может быть,
и знают...

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

Совсем другое место, другие люди, другая обстановка
другой образ жизни, другая страна.

В самой середине Тихого океана рассыпана цепочка
вулканических островов - - Гавайский архипелаг, Га-
вайи, 50-й штат Соединенных Штатов Америки. Остров
Оаху — далеко не самый большой из них по площади, но
самый населенный. Большая часть всего населения шта-
та сосредоточена именно здесь. Тут и столица штата
Гонолулу, и база военно-морского флота США Перл-
Харбор (Жемчужная гавань). Причудливая смесь наци-
онального гавайского колорита и типично американско-
го стиля: широко рассыпанные по всему острову доми-
ки-коттеджи с обязательными гаражами и лужайками,
отели-небоскребы в курортной зоне Вайкики, перепле-
тение суперсовременных автострад и чистеньких спо-
койных улочек.

Если немного удалиться от всего этого бетонно-стек-
лянно-стального великолепия и перевалить через гор-
ный хребет, рассекающий остров по всей его длине, то на
противоположной стороне можно обнаружить неболь-
шой -- всего-то полкилометра длиной и того меньше
шириной — островок, притулившийся к основному ост-
рову и отделенный от него узким проливчиком. У него
мелодичное гавайское название Моку-О-Лое — Кокосо-

64

вый остров. Он и вправду весь утыкан кокосовыми паль-
мами, как наш среднерусский лесок березками или оси-
нами. Здоровенные кокосовые орехи время от времени
шлепаются на землю, так что вблизи дорожек их забла-
говременно сбивают, чтобы не зашибли кого-нибудь.
Упавшие орехи никто здесь не собирает, как у нас никто
не собирает опавшие еловые или сосновые шишки, -
просто сгребают в кучу и выбрасывают.

Весь этот кокосовый островок — собственность Га-
вайского университета, и обосновался на нем входящий
в состав университета Гавайский институт морской
биологии. Обосновался давно и капитально. Несколько
современных корпусов с прекрасно оснащенными лабо-
раториями и кондиционированным воздухом, вполне
современное оборудование, причалы, разная дорожно-
строительная техника для работ по местному благоуст-
ройству, несколько больших катеров, десятка полтора
моторных лодок и даже несколько автомобилей: не при-
стало же нормальному американцу топать пешком целых
200 или 300 метров, если понадобилось что-то на проти-
воположном конце островка. По утрам слышно жужжа-
ние моторчиков: кто-то из рабочих подравнивает косил-
кой траву на лужайках, а кто-то специальным вентилято-
ром сдувает с дорожек опавшую листву. Такой вот
примерно пейзаж, солидный и благопристойный.

Вообще-то, институт, как и положено ему по назва-
нию, с давних пор занимался традиционными исследо-
ваниями по морской биологии: рыбы, кораллы, водорос-
ли. Но с некоторого времени и здесь, среди всех этих
представителей классической гидробиологической нау-
ки, обосновалось неуемное племя «дельфиноведов».

Началась вся эта история довольно давно, когда воен-
но-морской флот США заинтересовался проблемой: а
нельзя ли приспособить дельфинов для использования в
военных целях? Может быть, научить их в разведку хо-
дить, а может быть, с подводными пловцами-диверсан-

³ Cупин, „Этот ... дельфин"

65

тами воевать. Но чтобы разрабатывать такие программы,
нужно было для начала лучше узнать, что собой пред-
ставляют дельфины и на что они годны с такой вот не
очень мирной точки зрения. Тогда и привлекли ряд из-
вестных американских ученых-биологов к всесторонне-
му изучению этих животных, выделили на исследования
приличные деньги. Но пока суд да дело, пока шли изыс-
кания, «холодная война» закончилась, и многие военные
программы стали сокращать. Да и общественное мнение
в стране не очень-то приветствовало такую «милитариза-
цию» дельфинов, а с общественным мнением тут прихо-
дится считаться. Так что военно-дельфиновую програм-
му на Гавайях прикрыли. Но ученых это не очень смути-
ло: для них-то с самого начала главным был не военный
аспект проблемы, а возможность узнать о дельфинах по-
больше. Так что работу решили продолжать, хоть и без
помощи военных, и без их денег, а своими силами, под
крылышком Гавайского университета. И цель этих ис-
следований должна быть уже совсем иной: не как полов-
чее напялить на дельфинов военно-морской мундир, а
как защитить их от разного рода опасностей, возникаю-
щих из-за индустриальной деятельности человека в мо-
рях и океанах. Тогда и появились на Кокосовом острове
герои нашего рассказа.

Киркой и лопатой они, правда, сами не пользовались —
здесь это как-то не принято. Кое-какие деньги все же
раздобыли в виде прощального подарка от военно-мор-
ского флота. Но по сути ситуация была в чем-то похожая
на ту, что была описана в первой истории. Нужно было,
не имея еще опыта такого рода, организовать на новом
месте и среду для содержания дельфинов, и условия для
экспериментальной работы с ними. И все это — за не
слишком уж большие (по американским, конечно,
масштабам) деньги и не растягивая весь этот процесс на
много лет.

66

Подумали немного, огляделись вокруг — нет ли под
руками чего подходящего, что можно приспособить. Ока-
залось, есть. Раздобыли большие пластиковые бочки -
из них получились отличные поплавки. Соорудили боль-
щущую раму, метров пятьдесят длиной и метров десять
шириной, разгородили ее на несколько отсеков, и на эту
раму настелили помост, чтобы можно было ходить во-
круг и между отсеками. Все это сооружение водрузили на
бочки-поплавки, с рамы вниз опустили сшитые кошел-
кой сети, плавучее сооружение закрепили на якорях — и
пожалуйста, готов отличный морской вольер, в котором
всегда чистая, естественным образом обменивающаяся
вода, а в ней можно поселить добрую дюжину животных.
Тут, правда, помогло одно важное обстоятельство: в тех
местах вокруг всех островов полно коралловых рифов, об
них разбивается океанская волна, и за грядой этих рифов
никогда не бывает большого волнения. Если бы не это,
все плавучее сооружение могло быть разнесено вдребезги
первым же штормом. А под защитой рифов и вольер и
дельфины в нем чувствуют себя отлично.

С лабораторией тоже управились быстро. Купили не-
сколько отслуживших свой срок морских грузовых кон-
тейнеров, каждый величиной с неплохую комнату. Из
них и получились кабинеты. Контейнеры составили
вместе, прорезали окна и двери, накрыли крышей, вну-
три навели косметический лоск — и готова лаборатория.
Может быть, и не дворец, но работать можно. И еще как
работать!

Заглянем внутрь. Это не будет большой нескромно-
стью с нашей стороны: двери для посетителей здесь всег-
да открыты. В первой комнате-контейнере — образцовая
приемная типичного американского офиса: стол секре-
тари, компьютер, телефоны, телефаксы, ксероксы,
шкафы с бумажными папками, все с аккуратно наклеен-
ными этикетками, дыроколы, скрепки и прочая канце-
лярская мелочь, абсолютно необходимая любому бюро-

67

крату — все это очень аккуратно расставлено и разложе-
но по местам. Ну и, конечно, пара кресел для
посетителей и неизменная кофеварка, в которой с утра
до вечера томится горячий кофе. И куда же это мы, соб-
ственно, попали? К ученым или к бюрократам? Но прой-
дем в соседнюю комнату, и вот теперь все ясно, все вста-
ло на свои места! С трудом протискиваемся между стел-
лажами с приборами, переступая через протянутые то
там, то здесь кабели. Пучки проводов свисают со стен и
потолка. Тут же рядом — верстак с инструментами, па-
яльники, ящички-кассеты с радиодеталями, на столах и
верстаках валяются то ли еще не до конца собранные, то
ли уже ненужные электронные схемы, за компьютером в
углу, пристроившись бочком (удобнее устроиться не по-
лучается), кто-то увлеченно щелкает «мышкой», не обра-
щая на нас никакого внимания. Родная и знакомая об-
становка для любого посетителя-ученого. Нет сомнения:
здесь работают «наши» люди!

А люди здесь занятные, и разными путями они сюда
попали. Но все — известные ученые, имена их хорошо
знакомы любому, кто хоть каким-то образом связан с
дельфиньими проблемами. Один — известный зоопсихо-
лог, автор нескольких книг. Как он начал еще в моло-
дости работать в области изучения повадок дельфинов,
так и продолжает до сих пор. Другой — даже и не биолог
а профессиональный физик. Вначале работал с элек-
тромагнитными полями, потом пришлось заняться фи-
зической акустикой (на всякий случай напоминаю: акус-
тика — наука обо всем, что касается звуков). Ну а там уж
и до биологической акустики недалеко: сначала попро-
сили просто помочь в физическом обеспечении акусти-
ческих экспериментов с дельфинами, дальше — больше.
и вот уже добрых четверть века он занимается биоакусти-
кой дельфинов, стал мировой величиной в этой области.
Третий вообще практически самоучка, начинал как
любитель, а сейчас тренер высочайшей квалификации с

68

огромным опытом работы. Может договориться с дель-
фином о чем угодно, чтобы тот выполнял любую, самую
замысловатую задачу, необходимую для проведения оче-
редного эксперимента, и животные слушаются его бес-
прекословно.

А между прочим, тренерская подготовка дельфинов
для участия в научных экспериментах — это совершенно
особая работа, совсем не похожая на работу тренеров в
зрелищных дельфинариях. Конечно, у тех результаты
выглядят намного эффектнее — великолепные сцениче-
ские номера, которыми дельфины удивляют зрителей.
Но в зрелищных дельфинариях тренеры основывают
свою работу прежде всего на естественных элементах
поведения животных (и правильно делают, конечно):
выпрыгнул, играя, дельфин из воды — поощрить его за
это и научить прыгать еще выше и красивее. Толкнул
носом мяч — поощрить его за это и научить играть в бас-
кетбол. А в научном дельфинарии задача тренера хоть и
не столь эффектна, но подчас намного сложнее: иногда
нужно научить дельфина тому, что он никогда в жизни в
естественных условиях не делал. Как объяснить ему его
обязанности в экспериментах по измерению остроты
слуха? Дельфин ведь хоть и умное животное, но в уни-
верситете не обучатся. Как объяснить ему, что если звук
тихий, то нужно нажать на правую педаль, а если гром-
кий — то на левую? Ведь в естественных условиях для
любого животного правая и левая стороны совершенно
равнозначны, поэтому научить его различать их очень
трудно. Кстати, даже и человек в детском возрасте плохо
понимает, что такое «право» и «лево», и дети долго пу-
тают, какой ботиночек нужно надевать на правую ногу,
а какой — на левую. А тренер должен научить дельфина.
Тут необходимы только терпение и еще вырабатываю-
щееся с годами интуитивное понимание состояния и
намерений животного. А кроме того, тренер должен еще
и досконально вникнуть в существо готовящегося экс-

69

перимента, иначе упустит какую-нибудь неприметную,
но важную деталь, и вся работа насмарку: вроде бы и
подготовил дельфина, а опыт не получается. Так что не-
простая это профессия — тренер дельфинов для науч-
ных целей, и люди с большим опытом работы в такой
области — ценнейшие кадры.

Разными путями пришли эти люди к изучению дель-
финов, но, начав, по доброй воле не оставят это занятие
никогда, до конца жизни. И не только они. Помимо не-
скольких постоянных сотрудников, здесь всегда множе-
ство посетителей из других университетов, из разных
стран. Все они приезжают сюда, чтобы попытаться осу-
ществить то или иное исследование на дельфинах. По
возможности здесь принимают всех и всем стараются по-
мочь реализовать именно ту идею, с которой приехал
каждый из гостей. А как же иначе: это ведь свой брат
«дельфиновед», а, как известно, чудак чудака видит из-
далека.

Самые невероятные и сумасбродные идеи рождались,
опробовались и воплощались или умирали здесь. На ка-
ком языке можно говорить с дельфинами? Может ли жи-
вотное одинаково хорошо узнавать предметы по их виду
и по тому, как они звучат? Какими должны быть рыбо-
ловные сети, чтобы дельфин на достаточном расстоянии
мог обнаружить их, обойти и не запутаться? Но обо всем
этом речь впереди. А сейчас просто посмотрим, чем же
заняты наши герои в обычный день.

Тренер, конечно, там, где он проводит большую часть
своего времени, — на вольере. Ему обязательно нужно
разобраться, не страдает ли слух дельфинов в гавайских
водах от шума, создаваемого изобилием моторных лодок
и катеров, и гула пролетающих в небе самолетов. Едва
заслышав звук шагов по настилу вольера, дельфин уже
весь — нетерпение. Заждался своего лучшего друга: вы-
совывается из воды, вертится юлой. Открылись воротца
из «жилого» отсека в экспериментальный — и, не дожи-

70

даясь приглашения, дельфин пулей влетает в экспери-
ментальный отсек.

Вообще-то, это непорядок: во время работы все поло-
жено делать только по команде, по сигналу. Но на этот
раз тренер прощает своему подопечному излишнюю то-
ропливость и угощает его «стартовой» горстью вкусной
мелкой — настоящий деликатес для дельфина — рыбеш-
ки. Он знает, что делает: ведь желание животного актив-
но работать не менее, а может быть, и более важно, чем
механическое выполнение команд. И совершенно пра-
вильно, оказывается, он сделал: дельфин все верно по-
нял и не стал злоупотреблять мягкосердечием своего
друга. Вот он уже сосредоточился, встал в надлежащую
позу — изъявления радости закончены, началась серьез-
ная работа.

Распластавшись на настиле вольера — лицом к воде,
чтобы быть поближе к дельфину, тренер проводит так
долгие часы, терпеливо «договариваясь» с подопечным о
том, что тот должен сделать, чтобы можно было точно
установить, в полном порядке слух или есть какие-то
проблемы. Если смотреть со стороны, то даже специ-
алисту не совсем понятно, как происходит этот диалог.
Иногда тренер просто лежит неподвижно, протянув руку
в воду, а дельфин так же неподвижно висит в воде перед
ним, положив на протянутую руку свою голову. Спраши-
вать тренера, зачем это, не решаюсь -- чувствую, что
вопрос может показаться нескромным. В конце концов,
когда мы общаемся со своими друзьями, мы ведь тоже не
всегда задаем вопрос ради решения какой-то сиюминут-
ной задачи. Может быть, и этим двоим так же необхо-
димо какое-то время просто пообщаться друг с другом,
чтобы потом работа пошла весело и споро. А климат на
Гавайях хотя и считается мягким, но тоже ведь — то сол-
нышко сильно спину припекает, то дождик сверху поли-
вает. Но тренер вроде бы и не замечает ничего: лежит,
распластавшись на помосте, все так же лицом к дельфи-

71

ну, и что-то там колдует. Как-то все это нетипично для
американца-горожанина, который жить не может без
кондиционированного воздуха.

Между прочим, вопреки всем правилам английской
грамматики, тренер, говоря о своем дельфине, никогда
не употребит местоимение «it» — «это», как положено в
английском языке называть предметы и животных. Он
обязательно скажет «he» или «she» — «он», «она», хотя по
правилам грамматики эти местоимения предназначены
только для людей. Конечно, это не от безграмотности.
Просто для тренера дельфин никогда не был и быть не
может «это». Для него дельфин — личность, индивиду-
альность, это обязательно, иначе никакого общения не
получится.

А наш акустик — мировой авторитет — в это время,
забыв о всех своих многочисленных почетных званиях,
сидит сгорбившись над верстаком и создает какую-то
электронную схему для очередного эксперимента. Вооб-
ще-то, в Америке принято, чтобы каждый занимался
своим делом. Если ты акустик, то и занимайся измерени-
ем звуков, а если тебе нужен электронный прибор, то за-
кажи его соответствующей фирме, которых сколько
угодно, или хотя бы инженеру-профессионалу из своего
же университета. Он все сделает умело, быстро и качест-
венно. Но это — когда есть деньги, чтобы оплатить рабо-
ту. А если с деньгами туговато, то можно, конечно, и по-
дождать, пока они появятся. Но эти люди ждать не хотят,
им невтерпеж скорее узнать, как и какие звуки может из-
давать дельфин и зачем он это делает. А для этого нужно
подготовить какую-то особенную, только для этого слу-
чая подходящую аппаратуру. Вот и сидит он с паяльни-
ком. А сегодня, между прочим, воскресенье, чтобы найти
американца, работающего в свои законные выходные
дни, вообще-то, нужно очень и очень поискать: «week-
end», выходные дни — дело святое, они должны быть по-

72

священы семье и дому. Но здесь пренебрегают всеми
этими незыблемыми правилами и традициями.

Завтра, в понедельник, есть возможность поехать на
другой остров, около которого в изобилии встречаются
дельфины редкого вида, и очень хочется записать их
«разговоры», а для этого всю аппаратуру нужно подгото-
вить сегодня же, даже если для этого всю ночь придется
сидеть за верстаком. А завтра отправится он за сотню ки-
лометров к другому острову и проведет целый день на
лодке, кое-как укрываясь от тропического солнца, а ночь
скоротает, скорее всего, в этой же лодке, скрючившись в
своем спальном мешке.

Конечно, невелик подвиг — провести день да ночь без
особого комфорта. Если жизнь заставит, вполне можно и
потяжелее работу осилить, и побольше неудобств вынес-
ти. Вот именно — если заставит. А его-то, знаменитость,
что заставляет? Ему ведь уже порядочно за шестьдесят.
Вполне мог бы рабочий день провести, сидя в удобном
кресле в комфортабельной лаборатории с кондициони-
рованным воздухом, а ночь — в своем уютном доме на
берегу канала. И уж если так его интересуют голоса этих
дельфинов, мог бы кому-нибудь из своих студентов, кто
помоложе, поручить эту работу. Они с удовольствием бы
за это взялись и сделали бы все в лучшем виде, доставили
бы ему в лабораторию магнитофонные кассеты с запися-
ми дельфиньих голосов — сиди и анализируй, разбирай-
ся. Так нет же, ему непременно нужно самому услышать
эти голоса «живьем», прямо в океане, чтобы ощутить
присутствие неподалеку невидимой, но слышимой дель-
финьей стаи, ощутить свою сопричастность к этой под-
водной жизни. Хотя логики в этом нет совершенно ника-
кой: ведь ухо человека не может уловить подводные го-
лоса, поэтому «живьем» — это все равно через гидрофон,
электронный усилитель и наушники, и этот электрон-
ный голос совершенно ничем не отличается от того, ко-
торый будет воспроизведен потом с магнитофонной лен-

73

ты. Уж кому-кому, а ему-то, физику по специальности,
это доподлинно известно. Тогда зачем же нужны ему, чу-
даку, все эти приключения?
Очевидно, все же нужны...

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ,
И ПОХОЖАЯ И НЕПОХОЖАЯ НА ПРЕДЫДУЩИЕ

Место действия -- страна Амазония. На политиче-
ской карте мира этой страны нет, но на самом деле она
есть — это бассейн реки Амазонки и всех ее истоков и
притоков. Огромная территория, покрытая непроходи-
мым тропическим лесом - - сельвой. Простирается от
Бразилии до Перу. Климат курортным не назовешь.
Единственное, на что нельзя пожаловаться, так это на
недостаток тепла: днем под сорок градусов жары, к ночи
становится попрохладнее — бывает, что и пониже трид-
цати (тепла, конечно). И при этом почти стопроцентная
влажность воздуха. Ощущение парной бани. Тело, одеж-
да — все влажное и противное. Одежда, оставленная в
шкафу, покрывается плесенью через несколько дней. Ну
и, конечно, полчища всяких насекомых, пауков и прочей
живности — от относительно безобидных, хотя и надоед-
ливых, до смертельно ядовитых. Словом, не слишком
гостеприимная среда. Тот, кто не родился и не вырос
здесь, по доброй воле никогда бы сюда не поехал. Если,
конечно, он мало-мальски нормальный, здравомысля-
щий человек. Ну а те, которые не очень нормальные и не
слишком здравомыслящие, те, конечно, едут. И наши
«дельфинологи», разумеется, тут как тут.

В оправдание им можно сказать, что не только они та-
кие ненормальные. Российская (тогда еще СССР) экспе-
диция, отправившаяся в перуанскую сельву, включала и
ботаников, и зоологов. И тем приходилось еще куда кру-
че: собирая материал, они должны были часами бродить
по тропическому лесу, в удушающей влажной жаре, да

74

притом еще одетые в плотные брезентовые костюмы и
высокие сапоги (иначе сожрут насекомые-кровососы,
облепят клещи, обожгут ядовитые лианы) и на каждом
шагу прорубая себе путь ножами-мачете в непроходимой
чашобе. Вернувшись домой после такой (ежедневной!)
прогулки по сельве, здоровенные ребята валились без
сил на койки и должны были полежать пару часов, преж-
де чем были в состоянии встать и поесть что-нибудь. По
сравнению с ними наши дельфинологи, проводящие
время либо в лаборатории, либо на реке, где хоть ка-
кой-то ветерок веет, могли считать себя практически на
курорте.

И зачем же понесло их в этот благодатный край,
изобилующий москитами и скорпионами? Все за тем же.
В водах Амазонки и ее притоков обитает удивительно
интересное существо - - амазонский речной дельфин.
О нем, так же как и о других пресноводных — речных и
озерных — дельфинах, уже упоминалось в предыдущей
главе. Но большинство других пресноводных дельфинов
обитают в густонаселенных районах земного шара — Ин-
дии, Китае, Юго-Восточной Азии, и это самым печаль-
ным образом сказалось на их благополучии: многие из
данных видов крайне малочисленны, некоторые на гра-
ни исчезновения. А бото — так местные жители называ-
ют амазонского дельфина — повезло больше, поскольку
дебри Амазонии освоены еще слабо, рыбы в реках полно,
так что этот вид, можно сказать, процветает. Поэтому
поймать такого дельфина, чтобы познакомиться с ним
поближе, вполне реально и выполнимо, о чем тоже уже
говорилось. А желание познакомиться с бото поближе
было вполне обоснованно. Бото — совершенно уникаль-
ное создание, мало похожее на морских дельфинов. Тело
у него гибкое, он может свернуться кольцом и хвостом
достать до своего носа. С таким гибким телом удобнее
пробираться между кустами и деревьями в затопленном
лесу. Глазки маленькие, подслеповатые, потому что вода

75

в реке очень мутная, практически непрозрачная. Но зато
у этого животного необыкновенно тонкий и острый слух.
Словом, очень своеобразный дельфин.

Но легко сказать — познакомиться. Для этого нужно
было не только преодолеть все бюрократические препо-
ны, чтобы добиться участия в экспедиции, но и прита-
щить с собой гору научного оборудования и прочего
имущества. Работа предстояла сугубо эксперименталь-
ная, связанная с изучением слуха дельфинов и требую-
щая точнейшей аппаратуры. А путь предстоял неблиз-
кий. Сначала самолетом от Москвы до столицы Перу
Лимы — с несколькими посадками по пути заняло почти
сутки. Изумление перуанских таможенников при виде
багажа -- несчетного количества ящиков и укладок с
приборами — было столь велико, что они пропустили
наших героев практически без сопротивления, решив,
видимо, что даже самые отъявленные контрабандисты не
могут действовать столь нахально; хотя, конечно, и пись-
мо из университета Лимы помогло. Передохнув по необ-
ходимости (пока выполнялись всякие формальности)
несколько дней в Лиме, снова погрузились со всем своим
барахлом в самолет, уже местной авиалинии, который
быстренько забросил отряд в город Икитос — своего ро-
да столицу перуанской Амазонии. Там опять разгрузка,
перевозка, перетаскивание несчетного багажа — умеют
же люди сами себе осложнять жизнь! В Икитосе корот-
кий отдых, и дальше — в самую глушь, где расположена
одна из научных биостанций. Путь — вверх по реке на...
Затрудняюсь подобрать подходящее слово для этого
транспортного средства: назвать его кораблем язык не
поворачивается, большой лодкой — можно обидеть ка-
питана (он же владелец) этого чуда судостроительной
техники. Это было что-то вроде самоходной баржи или
большой плавающей коробки, которая курсирует вверх-
вниз по реке и, приставая к берегу в любом месте, где
попросят, перевозит людей, грузы, скот — все, что угод-
но. На палубе и в подвешенных гамаках спят люди, сва-

76

лены груды мешков непонятно с чем, под палубой мычит
измученная путешествием корова; прямо под надписью,
запрещающей перевозку горючих материалов, свалена
груда канистр с бензином, который кто-то везет для сво-
ей моторной лодки на отдаленной фазенде. Скрючив-
шись в тесной каморке, гордо именуемой каютой, между
забившими ее до потолка ящиками с оборудованием,
проводят наши путешественники ночь, а утром баржа
высаживает их на глинистый берег, откуда на дребезжа-
щем пикапчике всего пара километров до биостанции.

Биостанция — несколько домиков из пальмовых тон-
ких стволов с крышами из пальмового же листа. Впрочем,
как выясняется, в жару в таком строении намного ком-
фортнее, чем в капитальном доме. На биостанции перу-
анские биологи занимаются изучением тропической фа-
уны, в том числе рыб, поэтому есть несколько небольших
бетонных бассейнов для воды. Один из них вполне подхо-
дит для того, чтобы поселить туда дельфина, что вскоре и
происходит. С помощью местных рыбаков симпатичный
молодой бото обретает в нем свое временное жилище.
Перемена обстановки, кажется, мало смущает этого мо-
лодого нахала: он с любопытством исследует свои апарта-
менты, засовывая нос во все утлы в поисках чего-нибудь
занимательного и съедобного. Как только в воду брошена
рыбка, он тут же подхватывает и проглатывает ее, как
будто всю жизнь только и делал, что не охотился за живой
рыбой в реке, а получал ее из рук человека.

Быстренько оборудована лаборатория в небольшом
помещении рядом с бассейном. Суперсовременные элек-
тронные приборы отлично смотрятся под крышей из
пальмового листа. И вот уже потекли трудовые будни,
мало чем отличающиеся от того, что происходило на
противоположной стороне Земли и что описано в первой
из наших историй. Разве что режим немного иной: вся
основная работа, эксперименты проводятся только ут-
ром пораньше, пока не накатил дневной зной. В душной
послеполуденной жаре практически ничего невозможно

77

делать, трудно двигаться: от любой, даже небольшой фи-
зической нагрузки тело мгновенно заливает пот, мучает
одышка. Единственное спасение — лечь на койку и не-
подвижно, в полузабытьи, провести так три-четыре часа,
пока не наступит вечер. Тогда снова можно взяться за де-
ло, обработать полученные в утреннем опыте результаты,
подготовить эксперимент на завтра. И так два-три меся-
ца, практически без связи с внешним миром, получая
редкие письма из дома только тогда, когда приезжает но-
вый член экспедиции. И ради чего терпеть все это? Толь-
ко ради того, чтобы узнать, чем слух амазонского дель-
фина отличается от слуха черноморской афалины? В са-
мом деле, странные люди. По сравнению с ними бото
спокойно проводит дни в бассейне, с аппетитом ест рыб-
ку, которую ему ежедневно доставляют из соседнего по-
селка, послушно отрабатывает свое пропитание, лежа на
носилках по два-три часа в день и ничем не пытается
осложнить себе жизнь. Он выгладит куда как более здра-
вомыслящим существом. За что и вознаграждается в ско-
ром времени возвращением в родную реку. А освобо-
дившуюся квартиру занимает другой дельфин: все полу-
ченные результаты нужно обязательно проверить еще
хотя бы на одном животном, чтобы убедиться, что все
полученные данные достаточно типичны для дельфинов
этого вида.

Так проходит несколько месяцев, и срок экспедиции
подходит к концу. Значит, приключения заканчиваются?
Да ничуть не бывало: конец экспедиции — не препятст-
вие для любителей осложнять себе жизнь. Ведь дома, в
Москве, есть еще много товарищей-коллег, которые тоже
хотели бы поближе познакомиться с уникальным созда-
нием природы, но не могли принять участия в экспеди-
ции. А раз так, возникает сумасшедшая мысль: а не взять
ли дельфина с собой? В своем ли уме наши герои? Ведь
это ровно на противоположную сторону земного шара!
Но у них один резон: а почему не попробовать? Недолго
думая, взялись за дело. Соорудили длинный ящик на ко-

78

лесиках (чтобы удобнее было передвигать), выстлали
внутри пластиковой пленкой и мягким поролоном, и по-
лучилась отличная транспортировочная ванна. Налили
туда воды, осторожно перенесли туда дельфина — как он
отнесется к этой процедуре? Вроде бы спокойно, не не-
рвничает. Для пробы поставили ванну в кузов грузовика,
покатались немного. Вроде бы опять все нормально:
дельфин лежит спокойно, не бьется, не нервничает. Ну
что ж, раз так — поехали! Машина, баржа, самолет, снова
машина — добрались до Лимы. Дельфин вроде бы чувст-
вует себя нормально. Гостеприимные хозяева посольства
СССР в Лиме предложили свой плавательный бассейн во
дворе посольства, чтобы все же дать животному немного
передохнуть и вволю поплавать. Ну что ж, бассейн так
бассейн; впечатление такое, что дельфин везде чувствует
себя как дома и нервничает и волнуется значительно
меньше, чем люди. А на следующий день главная часть
путешествия — суточный перелет из Лимы в Москву.
Люди — на верхней палубе авиалайнера, в пассажирских
креслах, а дельфин — на нижней палубе, на своем спаль-
ном месте, в ванне. Взлет — перелет — посадка; снова
взлет — перелет — посадка, и так несколько раз. Только
во время стоянок на промежуточных посадках разреша-
ется людям навестить дельфина: при всем сочувствии лет-
чики не могут разрешить нарушить правила безопаснос-
ти, так что по несколько часов речной пассажир проводит
в одиночестве. Но оказывается, ничего страшного, выгля-
дит вполне спокойным. И вот наконец последняя посад-
ка — дома, в Москве. Уже ждет специально подготовлен-
ная машина; раз-два, ванну с дельфином в кузов, тамо-
женные формальности пройдены в одно мгновение — да-
же суровые таможенники Шереметьевского аэропорта
отнеслись с сочувствием к этой безумной затее — и вот
еще час спустя дельфин наконец может переселиться из
тесной ванны в заранее подготовленный для него боль-
шой аквариум со свежей водой.

79

Еще вчера здесь плавали рыбы, но хозяева аквариума,
проникшись сочувствием к затее с дельфином, отселили
рыб в другое место, освободив «квартиру» для амазон-
ского гостя. Только одна забытая рыбка плавает за ог-
ромным, двухметровой высоты, стеклом, и с удивлением
наблюдает сквозь стекло суету. Ну что ж, с новосельем!
Как-то поведет себя наш путешественник на новом мес-
те, не повредила ли ему столь дальняя и долгая дорога?
Бережно освобождают дельфина из носилок. Взмах хвос-
том, крутой разворот — и несчастная зазевавшаяся ры-
бешка мгновенно оказывается в дельфиньей пасти. Ви-
димо, он решил, что рыбка специально приготовлена для
него как угощение на новоселье. После этого можно спо-
койно осмотреться в новой «квартире». Аквариум боль-
шой, места много. Для амазонского дельфина, который
привык протискиваться между стволами и ветвями за-
топленных деревьев, — просто простор. Большая стек-
лянная стенка тоже явно нравится новоселу, сквозь нее
так интересно наблюдать за суетой двуногих существ по
ту сторону. По-видимому, аквариумы со стеклянными
стенками специально изобретены, чтобы дельфины мог-
ли развлекаться, наблюдая за людьми; это очень полез-
ное изобретение. Рыбка (теперь уже неживая) тоже вкус-
ная. Люди постоянно приходят и суетятся, что-то суют в
воду, что-то пищит, мигает — это здорово, очень инте-
ресно, скучать не приходится. Так что все хорошо, мож-
но устраиваться в новом жилище всерьез и надолго.

Во всех этих трех историях я умышленно не назвал ни
одного имени, ни одной конкретной даты. Дело в том, что
дневников всех этих событий я не вел. Написал по памяти,
как умел и как вспоминалось о том, что было и немного, и
много времени тому назад. А когда пишешь по памяти, то
недолго и соврать. А так, без имен и дат, вроде бы с меня и
взятки гладки: где-то когда-то что-то произошло. Да,
честно говоря, не очень-то я и заботился о том, чтобы со
скрупулезной точностью передать все факты, все детали
тех событий. Где-то даже умышленно для краткости свел в

80

один рассказ факты, которые на самом деле имели место в
разные моменты времени. Но ведь то, что я пишу, — это не
труд по истории, некоторые вольности тут допустимы. Но
в чем уж я точно постарался не обмануть, так это в изобра-
жении того духа, который сопровождает все, связанное с
изучением дельфинов. Смысл его можно, наверное, опре-
делить примерно так: не важно, что до нас никто этого не
делал и никто еще не знает, как это нужно делать. Мы это
сделаем. Мы начнем — и дело пойдет. Мы попробуем — и
у нас получится. Мы попытаемся обо всем договориться с
дельфинами. Мы постараемся узнать, с чем связаны уди-
вительные способности этих животных. Мы все продума-
ем и во всем разберемся.

Но пора вернуться от людей к дельфинам. Что же об-
ратило на себя внимание ученых, вплотную занявшихся
изучением дельфинов? Что заставляло их тратить столь-
ко времени и сил на свои сумасшедшие затеи? Многое.
И прежде всего удивительно сложное и высокоорганизо-
ванное поведение этих животных. А такое поведение
возможно только тогда, когда животное имеет высокоор-
ганизованную нервную систему, высокоразвитый мозг.
И в этом отношении дельфины тоже, как оказалось,
представляют совершенно исключительный интерес.

Глава седьмая
ДЕЛЬФИН - ЭТО ГОЛОВА!

Кто мешает тебе выдумать
порох непромокаемый?

Козьма Прутков

Начну с самого простого и очевидного — с размера
мозга. Это, конечно, далеко не единственный и не пря-
мой показатель степени умственного развития у живот-
ных. Как большой по размеру компьютер не обязательно
более совершенен, чем миниатюрный, так и больший по
размеру мозг не обязательно свидетельствует о более вы-
соком интеллекте. Но все же определенная связь между
размером мозга и интеллектом, безусловно, есть: слож-
ная мозговая деятельность требует участия достаточно
большого количества нервных клеток, а значит, и опре-
деленной массы мозговой ткани. Так что, при прочих
равных условиях, размер мозга неплохо отражает общий
уровень развития нервной системы. А объективность и

82

точность измерения этого простейшего показателя по-
зволяют сравнить между собой совершенно различных
животных.

Правда, существуют значительные трудности при
сравнении величины мозга у животных, которые значи-
тельно различаются между собой размерами тела. В са-
мом деле, нельзя же требовать, чтобы у миниатюрной
обезьянки мозг имел такой же размер, как, например, у
громадного моржа, но это вовсе не значит, что обезьянка
глупее. Есть, однако, ряд способов, чтобы обойти это за-
труднение. Они состоят в том, чтобы так или иначе учи-
тывать как абсолютную величину мозга (его вес в грам-
мах или килограммах), так и относительную величину
(какую часть от веса тела составляет вес мозга). Для этого
разработано множество таблиц, графиков и прочих пре-
мудростей, которые позволяют неплохо установить, в ка-
кой степени больший или меньший размер мозга отра-
жает просто различия в размерах тела, а в какой — дей-
ствительно уровень развития.

К счастью, нам сейчас совершенно не обязательно
вдаваться во все эти детали, потому что в нашем случае
можно поступить гораздо проще. Для этого достаточно
выбрать в качестве примера несколько видов животных с
приблизительно одинаковым весом тела, скажем около
100 кг. Сюда попадут и крупные рыбы, и многие копыт-
ные животные, и крупные хищники, и средних размеров
дельфины, а заодно и человек. Если между животными,
выбранными таким способом, есть различия в размерах
мозга, то можно быть более или менее уверенным, что
это из-за разной степени развития мозга, а не просто по-
тому, что одно животное больше, а другое меньше.

Если сравнить величину мозга у нескольких живот-
ных такого размера и у человека, то картина получается
весьма впечатляющая. О рыбах и говорить не приходит-
ся: мозг крупного тунца или акулы (мы договорились вы-
бирать только животных с массой тела около 100 кг) ве-

83

сит лишь десятки граммов. Но вот прекрасные, совер-
шенные творения природы — крупные млекопитающие:
копытные, хищные. Вес их мозга 100—200 г или чуть
больше. Даже у крупных человекообразных обезьян
мозг весит лишь 300—500 г. На этом фоне поистине уни-
кальным творением природы выглядит человек: при ве-
се тела обычно менее 100 кг его мозг весит около 1,5 кг
Этот самое наглядное свидетельство того, что вес мозга
действительно является очень существенным фактором,
определяющим уровень интеллекта и сложность пове-
дения.

Казалось бы, по весу мозга человек является суще-
ством уникальным. Но это не совсем так. Есть живот-
ные, которые успешно конкурируют с человеком по весу
мозга. И эти животные, как нетрудно догадаться, дель-
фины.

В самом деле, мозг, например, дельфина-белобочки
(обычный обитатель нашего Черного моря, вес 50—
100 кг) весит около 1 кг — это уже довольно близко к весу
мозга человека. А дельфин-афалина (тоже обычен в Чер-
ном море) весит, правда, побольше 100 кг, но зато имеет
почти двухкилограммовый мозг! Да и у всех остальных
дельфинов мозг примерно таких же размеров. Ни у каких
других животных сравнимой величины нет такого круп-
ного мозга.

Конечно, вес мозга — это далеко не единственный
показатель степени развития нервной системы. Если
мозг дельфина больше, чем мозг человека, то из этого
еще не следует, что его обладатель имеет более высокий
интеллект. Нет, ни одно из известных животных, в том
числе дельфины, не обладают таким развитым мышле-
нием, речью, сложным социальным поведением, кото-
рые составляют основу жизни человека. Человек — со-
вершенно особое, качественно новое явление природы,
отличающееся от «братьев меньших» отнюдь не только
размером мозга, но и тем, что его мозг приобретает но-

84

вые свойства и начинает выполнять новые функции, ко-
торые у животных, может быть, едва-едва намечаются, -
это абстрактное мышление и речь. Так что сравнивать
интеллектуальные способности дельфинов и человека
мы пока не будем, это разговор особый. Но если сопо-
ставлять дельфинов и других животных (а такое сравне-
ние вполне правомерно), то, конечно, нельзя пройти ми-
мо этого удивительного феномена, резкого, в несколько
раз, увеличения размеров мозга у дельфинов по сравне-
нию с мозгом большинства других животных. И вполне
резонно полагать, что такое большое количество не толь-
ко мозговой ткани, но и нервных клеток нужно дельфи-
ну не для того, чтобы хоть чем-нибудь заполнить место в
черепе. Оно необходимо для того, чтобы его мозг мог ре-
шать достаточно сложные задачи.

Но не только размер, но и другие свойства мозга дель-
финов недвусмысленно указывают на то, что его облада-
тели эволюционно ушли вперед по сравнению с другими
животными. Посмотрим хотя бы снаружи на строение
мозга дельфина. Первое, что бросается в глаза, помимо
громадных размеров мозга — это огромное количество
извилин на его поверхности. Количество извилин -
очень важный показатель развития мозга. Большое их
количество свидетельствует о том, что сильно развит
высший отдел мозга, с работой которого связаны наибо-
лее сложные психические функции, — его называют ко-
рой больших полушарий. Конструкция этой части мозга
такова, что она имеет вид довольно тонкой — всего лишь
несколько миллиметров толщиной — пластинки, кото-
рая, в полном соответствии с ее названием, как корка,
охватывает снаружи большие полушария мозга. Раз уж
кора мозга сконструирована как тонкая пластинка, оку-
тывающая мозг, значит, разрастаться она может только в
ширину, увеличивая свою поверхность. Но ведь не может
же поверхность мозга очень уж сильно увеличиваться -
такой мозг и вмещающий его череп стали бы похожими

85

на надутый воздушный шар. Поэтому природа нашла
простой и эффективный выход из положения: если кора
сильно разрастается, то она образует многочисленные
складки — извилины. Благодаря им общая площадь коры
может быть очень большой, а наружная поверхность
мозга при этом остается вполне умеренной. Чем больше
извилин, тем, следовательно, больше площадь коры моз-
га, а это, как уже было сказано, орган, отвечающий за са-
мые высшие психические функции. Значит, чем больше
извилин, тем выше уровень развития мозга.

У самых примитивных млекопитающих животных
насекомоядных, грызунов и некоторых других — на по-
верхности мозга вообще не видно извилин. Площадь ко-
ры у них настолько скромна, что вся она без всяких скла-
док спокойно умещается на поверхности мозга. У более
высокоорганизованных млекопитающих извилины по-
являются, и чем больше, тем выше уровень развития
мозга. К примеру, у хищных (кошки, собаки) анатомы
насчитывают уже более десятка извилин в каждой из
двух симметричных половин мозга; у обезьян извилин
заметно больше. У человека есть десятки мелких и круп-
ных извилин.

Но подсчитать количество извилин на мозге дельфина
просто невозможно: вся его поверхность испещрена
сплошным кружевом переплетающихся извилин и бо-
роздок. Причем это не просто хаос из вмятин и складок,
расположенных как попало. Это целое архитектурное со-
оружение, построенное по определенному плану так.
чтобы аккуратно упаковать в относительно небольшом
объеме очень большую по площади кору. Самые крупные
борозды, глубоко, на несколько сантиметров, прорезая
поверхность мозга, делят кору на несколько основных
блоков — их называют извилинами 1-го порядка. Они, в
свою очередь, прорезаны более мелкими и короткими
бороздами, которые делят их на меньшие участки, — это
извилины 2-го порядка. Они, в свою очередь, разделены

86

множеством мелких бороздочек на совсем маленькие -
извилины 3-го порядка. В результате такой сложной
конструкции под черепной коробкой дельфина уложена
огромная по площади кора мозга. Зрелище сотен бороз-
док и извилин производит впечатление, наверное, не
только на специалистов-анатомов. Даже у неспециалис-
та, посмотревшего на рисунок, наверняка возникнет
мысль, что мозг дельфина — устройство куда как более
сложное, чем мозг кошки или обезьяны. И это недалеко
от истины.

Разумеется, даже количество извилин (так же как и
размер) — тоже не единственный и не решающий пока-
затель развития мозга. Ведь даже у человека количество
извилин меньше, чем у дельфина, однако человек овла-
дел речью и орудиями труда, а он — нет. Но бесспорно,
что мозг дельфина — одно из совершеннейших творений
природы.

А высокоразвитый мозг — это и высокий интеллект, и
высокоорганизованное, сложное поведение. Действия
дельфинов и в самом деле иногда настолько сложны и
удивительны, что вполне справедливо возникает предпо-
ложение о наличии у них зачатков разумной, рассудоч-
ной деятельности.

Дело даже не в том, что дельфины — умелые охотни-
ки, заботливые родители, верные товарищи, дисципли-
нированные члены стаи, а если понадобится — умелые ее
руководители. Все эти качества есть и у других живот-
ных. Но некоторые моменты в поведении дельфинов
буквально озадачивают: неужели такое в самом деле воз-
можно?

Представьте себе такую картину. Стая дельфинов охо-
тится на рыбий косяк. Косяк найден, стая догоняет его.
Как поступить дельфинам: скорее врезаться в косяк всем
вместе и схватить каждому столько рыб, сколько успеет?
Можно сделать и так, но ведь толку от этого будет не-
много: рыбы разбегутся в разные стороны, а поймать зу-

87

бами вертких рыбешек не так-то легко. Наверняка вся
стая останется голодной.

Но происходит нечто совершенно иное. Дельфины
выстраиваются цепью, как загонщики, окружают рыбий
косяк и постепенно оттесняя, загоняют его на мелко-
водье, в узкую бухту или в другое место, где рыбы лише-
ны свободы маневра. А дальше следует совсем удиви-
тельное. Часть дельфинов-загонщиков терпеливо и дис-
циплинированно остается на своих местах, не позволяя
рыбам разбежаться, а другие врываются в стиснутый за-
гонщиками косяк и, хватая одну рыбу за другой, быстро
и без особого труда наедаются. А потом дельфины меня-
ются ролями. Те, кто уже утолил голод, становятся на
места загонщиков, а их уже потрудившиеся собратья по-
лучают возможность насытиться.

Разумно? Вполне. В результате такой координации
действий сыты все члены стаи, причем с гораздо мень-
шей затратой сил, чем если бы каждый дельфин сам по
себе гонялся за отдельными рыбешками. Но ведь это
нам, людям, существам, способным к рассудочной де-
ятельности, понятно, что так выгодно всем (даже и среди
людей, к сожалению, нередко встречаются особи, кото-
рые никак не возьмут в толк, что действовать сообща вы-
годнее, чем каждому в одиночку). А вот чтобы такие ак-
сиомы были понятны животным — это случай далеко не
частый, скорее исключительный. Ведь дельфины-загон-
щики, голодные, наблюдают, как пируют в рыбьем кося-
ке их товарищи. Они должны устоять против простейше-
го, но очень сильного инстинкта, который наверняка по-
буждает их скорее кинуться туда же и утолить
собственный голод, а не помогать наедаться другим.
Дельфин-загонщик должен быть уверен, что товарищи
по стае не подведут, что, насытившись, они честно сме-
нят его в цепи загонщиков и дадут ему насытиться.

Особенно ярко такое поведение проявляется у гро-
мадных дельфинов-косаток. Хотя их и называют кита-

88

ми-убийцами из-за того, что в свое меню они с удоволь-
ствием включают теплокровных животных (тюленей и
мелких дельфинов), но основную часть их рациона, как и
у других сородичей, составляет все же рыба. Но если бы
зверь весом в несколько тонн сам гонялся за каждой ры-
бешкой, то результат такой охоты просто не возместил
бы его затрат сил и энергии. Косатки поступают умнее.
Собравшись группой, они окружают рыбий косяк и на-
чинают ходить вокруг него кругами. Круги постепенно
сужаются, и гигантские тела создают огромный водово-
рот, который охватывает весь рыбий косяк и сбивает его
в плотную массу. Вот теперь совсем другое дело: доста-
точно разинуть пасть, и в ней сразу окажется добрый бо-
чонок рыбы. Но ведь вращение вокруг рыбьего косяка
нельзя прерывать ни на миг, иначе водоворот, удер-
живающий рыбу, исчезнет, они мгновенно бросятся в
разные стороны. Решение проблемы то же, что и в пре-
дыдущем случае, — утолять голод по очереди: один пиру-
ет, остальные работают, крутят свою гигантскую кару-
сель. И в этом случае животные тоже должны прогнози-
ровать события на ближайшее будущее, они должны
быть уверены в добросовестности своих сотоварищей:
утолив голод, одни косатки обеспечат такую же возмож-
ность другим.

Нечто очень похожее наблюдается и тогда, когда дель-
фины добывают рыб, зарывшихся в ил или мягкий грунт.
Для этого им приходится «перепахивать» грунт мордой,
выгоняя оттуда рыбешек. Но когда вспугнутая юркая
рыбка стрелой вылетает из своего убежища, дельфин,
роющийся в иле, уже не успевает извернуться и схватить
ее. Рыбка становится добычей другого дельфина, кото-
рый караулит ее рядом с сородичем-«пахарем». Но тогда
какой же смысл «пахарю» рыться в грунте и вспугивать
рыб, если они все равно попадут в желудок не к нему, а к
другому? Причина таких действий только одна: через ми-
нуту товарищ окажет ему такую же услугу. И в этом слу-

89

чае мы снова видим, что действия дельфинов основыва-
ются на согласованности, когда каждый из членов стаи
знает, что его товарищи так же добросовестно выполнят
свои обязанности, как и он сам.

Вообще-то, координация действий отдельных особей
вовсе не редкость у стайных и стадных животных.
Вспомним хотя бы, как умело и согласованно действует
стая волков, загоняя добычу. Но такие примеры согласо-
ванности касаются действий, совершаемых непосредст-
венно в данный момент. Пока стая волков гонит добычу,
работой заняты все члены стаи, инстинкт подсказывает
каждому из них, где находиться, чтобы не дать добыче
ускользнуть, вырваться из смертельного кольца. Но вот
обессиленная добыча загнана и убита — и все скопом ки-
даются на нее, чтобы скорее урвать свой кусок, скорее
насытиться. По-джентльменски предложить насыщаться
другому — такая абсурдная идея никогда не придет в го-
лову голодному волку. Совместная охота закончена, и те-
перь каждый сам за себя. Если волк и уступит место око-
ло разрываемой добычи другому члену стаи, то только
признавая его силу, а не по какой-то иной причине. Ко-
ординация же, основанная не только на сиюминутной
согласованности усилий всех и каждого, но и рассчитан-
ная на будущие действия других членов коллектива, -
это наивысший уровень согласованности, редчайшее
исключение в мире животных. Для человека такой спо-
соб действий обычен: вся наша трудовая деятельность
основана на взаимной координации и кооперации дейст-
вий. Но на то мы и люди, существа разумные и социаль-
ные. Когда же такие действия обнаруживаются у живот-
ных, это вполне достойно удивления и восхищения.

Не менее поразительны способности дельфинов ма-
нипулировать с предметами, когда они явно понимают
назначение того или иного предмета и возможность его
использования в своих интересах. Такие случаи время от
времени отмечались в разных океанариумах, где содер-

90

жались дельфины, и это не может не навести на мысль о
наличии у этих животных, по крайней мере, элементар-
ной рассудочной деятельности.

Вот, например, типичный случай, который описыва-
ют в своей книге американские ученые Д. и М. Колдуэл-
лы. Речь идет о дельфинихе, которая заболела, и ей при-
шлось регулярно делать уколы антибиотиков. Вполне
понятно, это не доставляло ей особой радости. К тому же
для уколов ее каждый раз перегоняли в мелководную
часть бассейна, отделенную от основного воротами. Ав-
торы пишут: «Дельфиниха быстро сообразила, что в этот
отсек попадать нежелательно и что если она укроется в
своем родном бассейне, то избежит болезненных уколов.
Но вместо того, чтобы спрятаться подальше от ворот, она
высунулась из воды и сверху навалилась на ворота, чтобы
служитель не мог их открыть... Служителям пришлось
прилагать немало усилий, чтобы открыть ворота. Как
только им все-таки удавалось приоткрыть их, дельфини-
ха подплывала сзади и снова их закрывала».

Конечно, с нашей, человеческой, точки зрения, та-
кое поведение вполне разумно и логично: что толку пря-
таться в дальнем углу бассейна, если оттуда все равно
выдворят; попытаться закрыть ворота -- это уже ка-
кое-то решение проблемы. Но ведь это нам, разумным
существам, понятно, что такое решение более эффек-
тивно, потому что мы знаем назначение ворот и умеем
ими пользоваться. Когда такие вещи понятны животно-
му, это свидетельствует о чрезвычайно высоком уровне
его интеллекта.

Ситуации такого же рода (такого же не по конкрет-
ным обстоятельствам, а по смыслу) мне доводилось на-
блюдать не раз за многие годы работы с дельфинами.
Приведу хотя бы такой пример. Из бассейна, где жил
дельфин, ежедневно спускали воду на санитарный час —
помыть, почистить стенки, чтобы водоросли не нараста-
ли, потом залить свежую воду. Так что примерно минут

91

15—20 во время этой процедуры приходилось дельфину
полежать на дне бассейна совсем без воды. Хоть это и
совсем не опасно для здоровья животного, но, как не-
трудно догадаться, дельфин предпочитал все же быть в
воде, а не на сухом дне, но объяснить ему полезность
уборки мы, к сожалению, не могли. Что же изобрел этот
умелец? Как только вода в бассейне падала ниже опреде-
ленного уровня, он ложился брюхом на отверстие слив-
ной трубы и наглухо закрывал его, прекращая таким об-
разом слив воды. Когда его оттаскивали в сторону, он не
сопротивлялся, относился к этому совершенно спокой-
но, но стоило людям отойти в сторону — так же спокой-
но и деловито снова подплывал к отверстию и закрывал
слив. Проделывал он это так умело, аккуратно и без
лишней суеты, что сердиться на него, право же, было со-
вершенно невозможно, хоть он и доставлял определен-
ные неудобства: кому-то постоянно приходилось стоять
рядом с ним, не подпуская к сливу. Он и к этому отно-
сился совершенно спокойно, философски: нельзя так
нельзя, нестрашно полежать немножко и без воды. Но
опять же стоит вдуматься: что происходит? Дельфин по-
нял, что именно то отверстие, где он, очевидно, ощущал
ток уходящей воды, «виновно» в том, что бассейн стано-
вится пустым. Нам такая связь вещей вполне понятна,
поскольку мы сами построили бассейн и знаем, для чего
служит сливная труба, а дельфин должен был сам уло-
вить связь между дыркой на дне бассейна и понижением
уровня воды на его поверхности. Он должен был сам до-
гадаться, каким способом можно прекратить нежела-
тельное падение уровня воды.

А вот наблюдение, описываемое замечательным рос-
сийским специалистом по биологии и поведению дель-
финов Б. А. Журидом. Двое дельфинов, содержавшихся
в сетевом вольере, решили выйти из него на прогулку -
естественно, не спрашивая на это разрешения своего
тренера. Но ограждающая сеть поднималась над поверх-

92

ностью воды довольно высоко, прыгать через нее дель-
фины не рисковали. Что же они придумали? Один из
них нырнул и, зацепив своим рострумом сеть, потянул
ее вниз, причем настолько, что верхний край сети опус-
тился почти до поверхности воды, и второй дельфин
легко через него перемахнул. А затем этот второй, уже
находясь по другую сторону сети, проделал тот же са-
мый трюк, дав возможность переплыть через сеть свое-
му товарищу. Если вдуматься, то это совершенно пора-
зительное понимание свойств предметов (в данном слу-
чае вольерной сети): как дельфин мог догадаться, что,
потянув за сеть внизу, он освободит путь своему товари-
щу на поверхности? Без достаточно глубокого понима-
ния связи предметов и явлений такое вряд ли возможно.
И опять же здесь проявилась замечательная координа-
ция действий, рассчитанная не только на настоящие, но
и на будущие действия товарища: орудуя с сетью, дель-
фин открывал дорогу не себе, а другому, будучи, видимо,
вполне уверен, что и его собрат поступит точно так же.
Для этого надо же было как-то договориться, условиться
о совместных действиях. Значит, дельфины умеют это
делать.

Надо отметить, что высокий уровень интеллектуаль-
ного развития дельфинов сказывается не только в таких
сугубо утилитарных ситуациях, как добывание пищи или
уход от опасностей, но и во всем их поведении, в стиле
общения друг с другом. Очень трогательно выглядят вза-
имоотношения между дельфинами разного пола. Они
никак не похожи на взаимоотношения самца-властелина
с рабыней-самкой, завоеванной в бою с другими самца-
ми. Скорее это выглядит как взаимоотношения хорошо
воспитанного джентльмена с нежно любимой подругой.
Так, во всяком случае, мне это всегда казалось. Может
быть, я пристрастен и не очень объективен? Но вот как
описывает взаимоотношения между своими подопечны-

93

ми замечательная писательница и тренер дельфинов Ка-
рен Прайор¹:

«Хоку и Кико были не просто двумя дельфинами од-
ного вида, живущими в одном бассейне. Они были парой,
любящей парой, и разлучить их могла в буквальном
смысле только смерть. Они плавали вместе, ели вместе,
работали вместе. Плавая, они всегда «держались за руки»,
то есть их грудные плавники соприкасались. Плавники
касались друг друга все время, поднимались ли дельфины
дышать, переворачивались ли, плыли быстро или медлен-
но. Хоку был настоящим рыцарем: он всегда старался за-
слонить Кико от возможной опасности, а если рыба пада-
ла между ними, неизменно уступал ее Кико».

Самое интересное, что «семейные отношения» между
дельфинами совсем не обязательно носят идиллический
характер. Карен Прайор далее пишет про своих питом-
цев: «...Мы обучили Хоку прыгать через прут, который
выставлялся с дрессировочной площадки на высоте два с
половиной метра. Кико в этом прыжке не участвовала,
Когда в награду за такой трудный прыжок Хоку получал
несколько рыбешек, он галантно делился ими с Кико, и
она привыкла принимать это как должное. Если Хоку в
прыжке задевал прут, мы ему рыбы не давали, и в этих
случаях Кико обычно злилась и начинала гонять его по
всему бассейну, стрекоча и пуская из дыхала струйки пу-
зырей».

Не правда ли, все это здорово напоминает повседнев-
ные отношения в человеческой семье, от проявлений
нежной любви до мелких семейных дрязг? Спросите: при
чем же тут интеллект? Любовные отношения между осо-
бями противоположного пола исходят из древнейших и
простейших инстинктов, связанных с продолжением ро-
да, а ссоры между животными — проявление еще более
примитивных инстинктов соперничества, и большого

Карен Прайор. Несущие ветер. М.: Мир, 1981.

94

ума для этого не надо. Так-то оно так, да не совсем.
Простой инстинкт сохранения рода — это действительно
основа таких отношений, но только основа. А как имен-
но выстраиваются такие отношения — это уже зависит от
уровня интеллекта животного (или человека!). Чтобы не
просто воспринимать особь противоположного пола как
необходимость для продолжения рода, а понимать, что
это такое же существо, как и ты сам, понимать, что это
существо, как и ты, способно испытывать чувство голо-
да, страха, боли или, наоборот, радости, удовольствия.
Для этого требуется достаточно высокий уровень обоб-
щения знаний о природе, о себе самом, об окружающих
существах. И чтобы рассердиться на супруга не просто за
то, что он не отдал пищи, а за то, что он ее не заработал,
нужно уловить сложную взаимозависимость явлений,
связь между поведением другого индивидуума и получени-
ем им пищи — то есть опять же понимать, что этот другой
индивидуум — такое же существо, как и ты сам, он так
же своим поведением может достичь или не достичь оп-
ределенной цели. Право, глядя на взаимоотношения не-
которых людей, иногда думаешь, что такой уровень
обобщения не всем из них доступен. Дельфины, видимо,
доросли до этого уровня.

Много интересного можно узнать, наблюдая за игра-
ми дельфинов. Ну как отнестись, например, к такому
«изобретению» молодой дельфинихи: она придумала се-
бе игру — кормить чаек. Во время кормежки припряты-
вала рыбу где-то в углу вольера, а когда тренер уходил,
доставала со дна рыбок и, высовываясь из воды, предла-
гала их чайкам. Те быстро сообразили, что опасности для
них нет, и с криками и суматохой бросались на предла-
гаемую рыбу, доставляя этим массу удовольствия ску-
чающей дельфинихе.

В связи с этим имеет смысл напомнить, что игра
вообще — дело очень серьезное. В игре животное (или
человек) совершенствует, шлифует умения и навыки,

9

необходимые ему во «взаправдашней» жизни, и это
очень полезное и нужное занятие. Причем такой способ
самоусовершенствования доступен только существам со
сложным, высокоорганизованным поведением, с доста-
точно высоким интеллектом. Вы видели когда-нибудь
играющего червяка или лягушку? Я тоже не видел. Игра-
ют только достаточно интеллектуальные животные. Но
ведь и игра игре -- рознь. Когда котенок гоняется за
бумажным фантиком или щенок пытается схватить свой
собственный хвост — это тренировка простейших охот-
ничьих навыков: схватить и удержать. Иное дело — кор-
мить рыбой чаек. Такая игра требует совсем другого уров-
ня интеллекта. Для этого нужно понимать, что рыба -
не только средство утоления собственного голода, но и
пища для других, совершенно отличных существ, то есть
требуется создать своего рода понятие о свойствах пищи
как таковой, о ее универсальном значении для всего жи-
вого. Это уже не игрушки.

Или вот еще одно наблюдение по поводу игр, прина-
длежащее американскому ученому Форресту Вуду. Дель-
фин научился играть со случайно попавшим в бассейн
птичьим пером. Он подбирал это перо, уносил под воду и
отпускал возле отверстия трубы, по которой в бассейн
подавалась свежая вода. Подхваченное струей воды, перо
уносилось прочь, а дельфин бросался за ним в погоню,
чтобы схватить, отнести обратно к трубе и начать все
сначала. Замечу, что такая игра сама по себе уже свиде-
тельствует о немалой изобретательности. Но это еще не
все. В бассейне был второй дельфин. Он не только пере-
нял эту игру у своего соседа, но и вдвоем они ее усовер-
шенствовали: один уносил перо и отпускал его около
трубы, а другой ловил. То есть каждый из дельфинов по-
нимал, что его товарищ, во-первых, может получать от
игры такое же удовольствие, как и он сам, то есть имел
представление о побуждениях и чувствах другого сущест-
ва, а не только о своих собственных — в полном соответ-

96

ствии с тем, на что указывали и другие наблюдения за
поведением дельфинов, описанные выше. Во-вторых,
мы снова убеждаемся, что дельфины способны к парт-
нерским взаимоотношениям, рассчитанным не только
на сиюминутные, но и на будущие действия партнера.
Об этом тоже говорилось, когда описывались способы
охоты у дельфинов. И вот опять то же самое, но уже в иг-
ре: сейчас один дельфин относит перо, чтобы дать воз-
можность погнаться за ним другому; потом второй сде-
лает то же самое. Не отрабатывают ли животные в таких
играх партнерство, которое будет им ой как полезно во
многих других ситуациях?

Интереснейшие наблюдения, свидетельствующие о
высоком интеллекте дельфинов, стали появляться одно
за другим, когда широкое распространение получило со-
держание дельфинов в океанариумах для исследователь-
ских или зрелищных целей. Как правило, животных при
этом нужно многому научить, чтобы они эффективно
участвовали в экспериментах или демонстрировали увле-
кательные зрелищные номера. И тут обнаруживается
много чрезвычайно интересного. Процесс обучения дель-
финов обычно не является примитивной дрессурой, а
строится в значительной степени именно на обоюдном
партнерстве. Мы уже говорили о том, что дельфины
охотно сотрудничают с человеком. Но сотрудничество
это сплошь и рядом заключается не просто в том, что по-
допечные пассивно соглашаются с требованиями чело-
века, выполняют все его команды. Роль дельфинов в
процессе сотрудничества может быть очень активной, и
это крайне важно. Ведь дело в том, что разговаривать с
ними мы пока не научились ни на их языке, ни на на-
шем. Поэтому при тренировке дельфинов единственным
«языком», с помощью которого они общаются, являются
их действия: выполнил дельфин правильное (с точки
зрения тренера) действие — получил поощрение, и для
животного это указание на то, что его действия одобре-

⁴ Супин «Этот ... дельфин»

ны; не получил поощрения — значит, что-то сделано не
так. Но ведь любое действие, любое движение, любой
поступок содержит множество компонентов; одни из них
желательны, другие — нет. Если дельфин, к примеру, со-
вершил красивый прыжок и получил поощрение, то пра
вильно ли он поймет, за что именно его поощрили -
сам факт прыжка, за высоту, за красивый переворот, за
что-нибудь еще? А если поощрения нет, то опять же
из-за чего - - прыжок недостаточно высокий, или не
вовремя, или вообще прыгать не надо было? При отсут-
ствии нормального языкового общения не так просто
бывает животному и тренеру понять друг друга. И вот
тут-то активная позиция дельфина в сотрудничестве с
человеком оказывается исключительно важной. Он сам
начинает активно «зондировать» ситуацию, пытаясь по
ответным действиям тренера понять, что же от него тре-
буется.

Вот типичная ситуация, описанная в уже упоминав-
шейся книге Карен Прайор «Несущие ветер». В зрелищ-
ном океанариуме тренеры хотели научить двух косаток
прыгать через препятствие навстречу друг другу и строго
одновременно — такой двойной прыжок выглядел бы за-
мечательно. Обе косатки уже были обучены прыгать че-
рез препятствие, каждая со своей стороны. Но одна из
них прыгала позже другой — из-за этого номер выглядел
недостаточно эффектно. Как объяснить ей, чего хотел от
нее тренер? Вот как Карен Прайор рассказывает о разви-
тии событий. Тренер начинает «выяснение отношений»:
сигнал — и обе косатки прыгают, как обычно, каждая со
своей стороны бассейна, то есть навстречу друг другу, но
одна раньше, другая чуть позже. Первая получает в на-
граду щедрую порцию рыбы, вторая — опоздавшая — не
получает ничего. Очень удивленная таким оборотом дела
(ведь раньше за прыжок ее поощряли), «опаздывающая»
косатка начинает искать причину. Новая попытка: сиг-
нал — на этот раз вторая поторопилась, прыгнула почти

98

одновременно с первой. Ура! Обе получают по полной
порции рыбы. Но уверена ли вторая, что она подобрала
правильный ключ к поведению тренера? Нужно попро-
бовать разные варианты! Еще одна попытка — и вторая
косатка снова прыгает с небольшим запозданием по
сравнению с первой. Опять неудача — она не получает
поощрения. Четвертая попытка — и косатка проделывает
беспрецедентную вещь: она переплывает на другую сто-
рону бассейна и прыгает одновременно с первой, но не
навстречу ей, а рядом. Такого она еще не делала никогда;
она явно активно ищет причину, почему она то получает,
то не получает поощрения. Но и в этот раз она снова ос-
талась без рыбы. Пятая попытка. Косатки снова прыгают
навстречу друг другу и почти одновременно, но именно
почти: опять наша героиня чуть-чуть, самую капельку за-
поздала по сравнению со своей подругой. Как быть тре-
неру в этом случае? Тренер дает, как всегда, той, что
прыгнула первой, килограммовую порцию рыбы, а вто-
рой — одну маленькую корюшку. Одна малюсенькая ко-
рюшка огромной косатке! Как отнестись к этому — как к
поощрению или как к насмешке? Она в недоумении
смотрит на тренера и, кажется, принимает решение.
Снова занимает стартовую позицию и при очередном
сигнале прыгает без малейшей задержки, теперь одно-
временно со своей подругой и в нужном направлении.
Конечно, обе получают по солидной порции рыбы. Все!
Начиная с этого момента, прыжок всегда выполнялся
безошибочно. Задача решена — и решена не только тре-
нером, но и косаткой, которая, активно пробуя разные
варианты прыжков, перепроверяя себя, искала и всего за
Шесть проб нашла правильное решение.

Можете проверить себя, уважаемый читатель. Пусть
ваш товарищ задумает какое-нибудь достаточно сложное
действие, которое вы должны совершить, — что-то вроде
того, чтобы левой рукой дотронуться до правого уха и
при этом еще наморщить нос. Вы будете пробовать раз-

99

ные варианты действий, и в ответ на ваши попытки това-
рищ будет только говорить вам «правильно» или «непра-
вильно» (что-то вроде старинной игры в «холодно-горя-
чо»). Сколько проб вам понадобится, чтобы выяснить,
какое именно действие задумано? Если вы уложитесь в
шесть проб, я очень рад за вас: значит, вы не глупее ко-
сатки.

Дельфины обладают очень большой способностью к
подражательному обучению. Что это значит? То, что жи-
вотное, которого ничему специально не обучали, может
само усвоить все необходимые навыки, наблюдая, как
обучают его товарища. Тут опять же надо оговориться,
что подражательное поведение в той или иной мере
свойственно очень многим достаточно высокоразвитым
животным. Это очень важная и полезная способность,
помогающая многим выживать в сложных природных
условиях. Чтобы убедиться, что хищник опасен, не обя-
зательно побывать у него в когтях, — после этого обуче-
ние может оказаться уже бесполезным. Гораздо эффек-
тивнее и безопаснее усвоить эту истину, наблюдая за по-
ведением своих сородичей, спасающихся бегством при
появлении хищника. Поэтому способность к подража-
нию возникла у многих животных и многим помогла вы-
жить. Так что самое интересное — это не факт подража-
тельного обучения сам по себе, а то, чему и в какой мере
может обучиться таким способом то или иное животное.
В дельфинариях не раз отмечались случаи, когда дельфи-
ны, наблюдая за выступлениями своих сородичей, усва-
ивали все необходимые навыки до такой степени, что
потом могли самостоятельно повторить всю программу
То есть усваивалось не просто определенное действие, а
вся сложная последовательность команд, ответных дей-
ствий, моментов ожидаемого поощрения и многое дру-
roe, что составляет трудную программу. И все это — толь-
ко наблюдая за действиями другого дельфина, не отраба-
тывая задания на собственной тренировке.

100

В качестве забавного курьеза не могу не привести
описание случая, произошедшего в одном из дельфина-
риев. Там выступали два дельфина одного вида — каж-
дый со своей программой. Выступали уже давно, и их
программы были отработаны безукоризненно. В один
прекрасный день на очередном представлении тренеры
были неприятно поражены тем, что оба дельфина — сна-
чала один, потом другой — хотя и полностью отработали
каждый свою программу, но при этом проявляли неко-
торые, заметные только для опытного глаза тренеров,
признаки неуверенности: то чуть-чуть задержатся после
подачи сигнала на выполнение очередного элемента,
программы, как будто раздумывая, действительно ли
этот элемент нужно сделать, то прыжок чуть менее высо-
кий, не такой красивый, как обычно. Конечно, такое по-
ведение сразу вызвало сильное беспокойство: не свиде-
тельство ли это болезни, или нервного срыва, или еще
какого-то неблагополучия? Тем не менее обе программы
были отработаны полностью, и оба дельфина получили
заслуженные аплодисменты зрителей. И только по окон-
чании выступления, когда исполнителей отправили «по
домам», до тренеров дошло, что случилось. Похожих
друг на друга дельфинов попросту перепутали! Перед
представлением участников помещали в небольшие
«стартовые» отсеки бассейна, откуда их поочередно вы-
пускали уже в большой демонстрационный бассейн для
работы; и вот по чьей-то ошибке каждого из них помес-
тили не в тот отсек, где он должен был быть, а в тот, где
должен быть его сосед. Ничего не подозревавший тре-
нер, выпустив первого дельфина, стал подавать ему не те
команды, которым он был обучен, а команды, предназ-
наченные для его соседа. А потом то же самое проделал
со вторым дельфином. Надо ли удивляться, что бедняги
были несколько озадачены таким развитием событий?
Но, как и подобает профессиональным артистам, они не
стали выяснять на публике свои отношения с тренером,

101

а добросовестно отработали, как могли, обе программы
каждый за своего соседа. И все это без единой предшест-
вующей тренировки, только на основе наблюдений за
работой другого сородича!

Но дельфины способны не только обучиться опреде-
ленным действиям; не только, проявив инициативу и со-
образительность, выяснить, что от них требуется. Они
способны и научиться тому, что можно назвать обучени-
ем высшего порядка. Что это такое? Лучше всего объяс-
нить это на примере историй вроде той, что произошла
например, в одном из океанариумов под названием «Те-
атр океанической науки».

Зрителям там пытались не просто показать забавные
трюки, а продемонстрировать весь процесс обучения
дельфинов и взаимоотношения животного с тренером
Для этого решили показать прямо во время представле-
ния, на глазах у зрителей, как у дельфина вырабатывает-
ся новый навык. И вот на одном из представлений жи-
вотного выпустили в бассейн, и... некоторое время ниче-
го не происходило. Через несколько минут дельфину это
надоело, он нетерпеливо хлопнул хвостом по воде — и
тут же получил поощрение. После этого несколько ми-
нут опять ничего не происходило, и опять дельфин в раз-
дражении хлопнул хвостом по воде и снова получил по-
ощрение. Тут уж дельфин быстро сообразил, что к чему:
ударил хвостом — получил рыбу и через несколько минут
уже кружил по бассейну, шлепая хвостом, к восторгу зри-
телей, увидевших, как обучают дельфинов (но это еще
вовсе не обучение высшего порядка, это только при-
сказка к нему). А дальше происходило вот что. На сле-
дующем представлении решили повторить тот же номер
- обучение животного в присутствии зрителей. Снова
того же дельфина выпустили в бассейн. Он поплавал не-
много и начал хлопать хвостом — никакой реакции со
стороны тренера. Разозлившись, он взвился в воздух и с
шумом плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг, — заслу-

102

жил поощрение. Через несколько минут дельфин уже
прыгал и плюхался в воду, как будто всю жизнь только
тем и занимался, — опять же к полному восторгу зрите-
лей. На следующем представлении его таким же образом
научили хлопать по воде головой, потом — плавать брю-
хом вверх, потом... Весь смысл этой программы в том и
состоял, чтобы каждый раз на глазах у зрителей заново
учить дельфина чему-то новому. И обучение вели тем же
методом: подмечали какое-то новое движение, сделан-
ное воспитанником случайно, и поощряли его. Однако,
каждый день обучая его чему-то новому, тренеры скоро
столкнулись с проблемой: что же еще придумать для оче-
редного представления, чему еще можно научить дель-
фина? Пришлось мобилизовать всю свою фантазию,
подмечать малейшие нюансы в поведении животного,
чтобы, поощряя их, выработать на их основе новый эле-
мент поведения, но с каждым следующим представлени-
ем становилось все труднее и труднее создать таким спо-
собом что-нибудь новенькое.

Выход нашел сам дельфин. Однажды, когда его в оче-
редной раз выпустили в демонстрационный бассейн на
глазах у зрителей, он не стал ждать очередного поощре-
ния за случайно подмеченное движение, а самостоятель-
но выдал целый каскад необычных элементов: разогнал-
ся, перевернулся на спину, поднял хвост и в таком поло-
жении несколько метров скользил по воде. И тренеры, и
зрители дружно покатились со смеху, а дельфин получил
вполне заслуженное поощрение и раз за разом стал по-
вторять этот элемент, как будто всю жизнь плавал только
таким образом. Следующее представление «артист» на-
чал с того, что, резко взвившись в воздух, описал крутую
дугу вверх брюхом (обычно дельфины выпрыгивают из
воды, естественно, спиной вверх). И снова заслужил по-
ощрение, после чего несколько раз повторил этот новый
элемент.

103

Так и пошло. С этого момента тренерам уже не нужно
было ломать голову и изощряться в попытках выработать
новый навык: эту заботу взял на себя дельфин. На каж-
дом очередном представлении он демонстрировал все
новые и новые элементы поведения: то вертелся в возду-
хе, то плавал под водой вверх брюхом, то ввинчивался в
воду, как штопор... По собственной инициативе дельфин
вытворял такое, чего никогда не удалось бы выработать у
него обычными методами. Вот это и есть самое интерес-
ное. Это и есть высшая форма обучения, когда отдельные
факты анализируются, комбинируются и на этой основе
выясняется общий принцип того, что нужно делать в
данной ситуации. Дельфин не просто выучил определен-
ный навык, то есть способ получить поощрение за опре-
деленное действие, — он научился, как находить и раз-
учивать новые навыки, он самостоятельно научился
придумывать новые номера!

Между прочим, чем отличается хорошая школа, хоро-
шая школьная программа от плохой? В плохой школе
ученику просто вбивают в голову определенную сумму
знаний: трижды три равно девяти, Волга впадает в Кас-
пийское море. Но такой способ обучения не слишком
продуктивен: кто может знать заранее, какие сведения
понадобятся человеку в его дальнейшей жизни? В хоро-
шей школе, помимо некоторой необходимой суммы зна-
ний, ученика учат, как получать эти знания самостоя-
тельно, учат учиться. Приведенная выше история, как и
многие другие, ей подобные, свидетельствует: дельфин
был бы вполне способным учеником в хорошей школе.

Но, может быть, мы все же переоцениваем интеллек-
туальные способности дельфинов? Может быть, не сов-
сем точно трактуем результаты наблюдений за их поведе-
нием в естественных условиях? И в самом деле, простое
наблюдение — далеко не самый точный из методов нау-
ки, оно дает материал скорее для поисков и раздумий,
чем для окончательных выводов. Решающее слово всегда

104

остается за тщательно продуманным и точно выполнен-
ным экспериментом. И такие эксперименты, которые
должны были установить, действительно ли у дельфинов
имеются зачатки рассудочной деятельности, были прове-
дены.

Ведущий российский этолог (этология - - наука о
поведении животных) Л. В. Крушинский и его сотрудни-
ки предложили следующий остроумный эксперимент.
Представьте себе дельфина, плавающего в бассейне.
Экспериментатор, стоящий на краю бассейна, показыва-
ет ему любимую игрушку — большой мяч, а затем... пря-
чет мяч за ширму. Ширма тут же, на глазах у животного,
открывается, однако дельфин видит не мяч, а два пред-
мета похожих очертаний, но один из них — объемная ко-
робка, а другой — плоский щит. Очевидно, мяч исчез в
одном из этих предметов, и именно внутри, а не за одним
из них: оба предмета видны дельфину со всех сторон, так
что ясно, что мяч не заслонен щитом или коробкой. Из-
влечь его оттуда легко: для этого дельфину достаточно
зацепить челюстями петлю, привязанную к коробке или
щиту, те опрокинутся, и мяч упадет в воду, а исполнитель
за догадливость, помимо своей игрушки, получит еще и
рыбку. Добывать таким образом спрятанные предметы
дельфин уже умеет, его предварительно этому научили.
Задача в другом: надо сообразить, за какую петлю потя-
нуть, где мяч?

Для нас с вами ответ ясен заранее: если один предмет -
объемная коробка, а другой — плоский щит, то мяч, ко-
нечно, может быть только внутри коробки. Ведь не мо-
жет быть объемный предмет — мяч — спрятан внутри
плоского щита. Но для нас все просто и ясно именно по-
тому, что мы способны к рассудочной деятельности. Мы
используем понятия плоскости и объема и простейшее
умозаключение, основанное на наших знаниях о свой-
ствах предметов: объемное тело не может поместиться

105

внутри плоского. А способен ли дельфин сделать такой
вывод?

Все решает эксперимент. Он должен установить, смо-
жет ли дельфин сразу, с первой же попытки найти спря-
танный мяч. Важно, чтобы мяч был найден именно с
первой попытки. Если дать дельфину возможность повто-
рять пробы несколько раз, то он на собственном опыте
быстро убедится, что мяч всегда оказывается внутри
коробки, а не щита, и дальше будет действовать уже
безошибочно. Это уже будет не проявлением рассудоч-
ной деятельности, а простейшей формой обучения, вы-
работкой условного рефлекса; такие задачи решают по-
чти все животные. Но еще не имея никакого опыта в
поисках мяча, сумеет ли дельфин сразу правильно сооб-
разить, где он?

Оказалось, что может. Дельфины, впервые увидев-
шие, как от них прячут мяч описанным выше способом,
сразу уверенно доставали его из объемной коробки и ни-
когда не делали бессмысленных попыток искать мяч
внутри плоского щита. Эксперимент, поставленный в
строгих условиях, недвусмысленно доказал: да, как это
ни неожиданно, но у дельфина есть зачатки рассудочной
деятельности — деятельности, которую еще недавно счи-
тали исключительной привилегией человека.

Глава восьмая
А ЕСТЬ ИМ О ЧЕМ ПОГОВОРИТЬ?

Что скажут о тебе другие,
коли ты сам о себе ничего
сказать не можешь?

Козьма Прутков

Лучше скажи мало, но хорошо.
Он же

Никакая совместная координированная деятельность
невозможна, если партнеры не будут обмениваться меж-
ду собой необходимыми сообщениями об окружающей
обстановке, о намерениях и результатах действий каж-
дого из них. Иными словами, нужен язык.

Когда мы говорим о языке животных, то под этим
совсем не обязательно понимать вполне развитую речь
наподобие человеческой. Это может быть любая система
сигналов, иногда очень простая, иногда довольно слож-
ная — у разных животных разная.

107

Какие-то системы сигналов — звуковых, зрительных,
запаховых — есть практически у всех животных. Глав-
ный вопрос в том, насколько совершенны такие систе-
мы сигналов, насколько сложные сведения они могут
передавать.

Самый простой и, казалось бы, самый надежный
способ — это когда каждый сигнал, например опреде-
ленный звук, непосредственно имеет какой-то вполне
определенный биологический смысл. Один звук служит
предупреждением об опасности, другой сзывает к най-
денной пище, третий зовет партнера противоположного
пола, и т. д. — сколько сигналов, столько и биологиче-
ских значений. Все просто и ясно. Такие простейшие
языки называют одноуровневыми (один сигнал — одно
сообщение). Именно так и поступают многие животные.

Беда, однако, в том, что таким способом многого
сказать друг другу нельзя. Стоит жизненной ситуации
даже не то чтобы слишком усложниться, а хоть чуть-чуть
выйти за рамки, обозначаемые сигналами типа «иди сю-
да», «уходи отсюда», «здесь пища», «здесь опасность» и
тому подобными, — и такой язык окажется бесполез-
ным. Можете проверить это сами. К примеру, не бог
весть какая сложная задача: назначить товарищу встречу
у метро в полшестого. А попробуйте сделать это, объяс-
няясь только такими понятиями, которые имеют конк-
ретное биологическое значение, — едва ли задача ока-
жется разрешимой.

В сложной и нелегкой жизни, которую ведут живот-
ные в естественных условиях, может возникнуть бес-
численное множество самых разнообразных ситуаций.
Поэтому так же бесконечно велико и разнообразие со-
общений, которыми нужно было бы обмениваться в той
или иной ситуации. Если для каждого из возможных
случаев, для каждого из нужных сообщений использо-
вать свой особый сигнал, например определенный звук,
то как же невообразимо велико будет количество тре-

108

буемых для этого звуков-сигналов! Просто немыслимо
будет запомнить такой «алфавит», состоящий из тысяч
букв, и при этом не запутаться окончательно, какой из
этого великого множества сигналов что обозначает. По-
этому языки такого типа неизбежно дают использую-
щим их животным лишь очень небольшие возможности.
Приходится или смириться с тем, что язык пригоден
только для передачи лишь ограниченного набора сооб-
щений, или придумать что-нибудь получше.

Как же быть, если жизнь все же требует обмениваться
более сложными сообщениями, чем просто «пища»,
«опасность», «иди сюда», «уходи отсюда»? Тогда прихо-
дится создавать многоуровневые языки. Чтобы было по-
нятно, что это такое, обратимся сразу к наиболее слож-
ному и совершенному из языков, но зато и наиболее нам
знакомому и понятному — к человеческой речи. Отдель-
ные звуки нашей речи, как правило, не имеют никакого
определенного смысла; ну какой смысл в звуках «а», «о»
или «у»? Единичный звук, как правило, не означает ни
радости, ни горя, ни боли, ни удовольствия, никого ни-
куда не зовет и никому ничего не приказывает. Чтобы
звуки приобрели какой-то смысл, нужно соединить не-
сколько звуков в определенной последовательности,
чтобы получилось слово. Но и одно слово не так уж
много сообщает нам. Нужно соединить несколько слов в
фразу, чтобы она наполнилась смыслом. А фразы, в
свою очередь, соединяются в какое-то более сложное
сообщение, имеющее для нас уже более глубокий и важ-
ный смысл, чем каждая из составляющих его фраз. Так,
шаг за шагом, уровень за уровнем, создавая более слож-
ные комбинации сигналов из более простых, мы можем
передавать друг другу исключительно сложные и разно-
образные сообщения — от телеграммы «Еду. Встречай»
до романа «Война и мир». И таких сообщений может
быть поистине бесчисленное множество, на все случаи
жизни, хотя наша речь состоит всего лишь из несколь-

109

ких десятков звуков. Польза от такого усложнения язы-
ка совершенно очевидна.

Это небольшое отступление понадобилось для того,
чтобы понять, чем интересен оказался язык дельфинов.
Хотя их язык — это далеко еще не человеческая речь, но
он тоже сложный, многоуровневый.

Если кому-нибудь доводилось плавать недалеко от
стаи дельфинов, он мог, наверное, слышать характер-
ные, ни на что не похожие звуки: тонкий, на грани слы-
шимости, протяжный пересвист. Это - - коммуника-
ционные сигналы дельфинов, те звуки, с помощью ко-
торых они общаются между собой. Такие сигналы
составляют основу языка этих животных.

Десятки лет ученые записывают и пытаются расшиф-
ровать звуки дельфиньего языка. Первые попытки исхо-
дили из самой простой идеи: пытались найти прямое со-
ответствие между сигналами дельфинов и тем, что эти
сигналы должны обозначать. Очень скоро, однако, об-
наружилась несостоятельность такого подхода: не уда-
лось установить никакой прямой связи между характе-
ром дельфиньих сигналов и их содержанием. Теперь-то
мы знаем: отсутствие такой прямой связи как раз и сви-
детельствует о том, что язык дельфинов не простой, од-
ноуровневый, а сложный, многоуровневый. Значит, тем
интереснее задача расшифровки такого языка.

Но, к сожалению, чем сложнее язык, тем труднее его
расшифровать. До сих пор мы не можем похвастаться,
что понимаем язык дельфинов; до этого еще очень дале-
ко. Пока что идет долгая, кропотливая работа: тысячи,
десятки тысяч отдельных сигналов, записанных на маг-
нитофонную ленту, классифицируются и систематизи-
руются. Нужно установить, с какой частотой употребля-
ются те или иные сигналы, какие из них чаще всего объ-
единяются друг с другом в некоторые типичные
комбинации, как часто какой-то сигнал, условно назо-
вем его «икс», следует за сигналом «игрек» (а ведь таких
комбинаций неимоверное множество!), и как все это за-
висит от ситуаций, в которых употреблялись эти сигна-
лы, и многое, многое другое. Трудоемкость такой работы

110

просто невероятна. Но только путем такой кропотливой
работы можно разобраться, как из отдельных сигналов
строятся «слова» дельфиньего языка, из «слов» — «фра-
зы» и т. д. Задача оказалась исключительно трудной, но
тем она интересней: ведь трудность расшифровки языка
как раз и свидетельствует о его сложности, а сложность
языка — о больших возможностях. Так что пока — тер-
пение и работа, работа и терпение.

Как тут не позавидовать герою одного художествен-
ного кинофильма, который решил задачу общения с
дельфинами просто и эффективно: он научил дельфи-
нов говорить по-человечески. К сожалению, это воз-
можно лишь в кино. Даже если не обращать внимания
на такой пустяк, что звукообразующие органы дельфина
просто не приспособлены для воспроизведения звуков
человеческой речи (так же, как и наша гортань не годит-
ся, чтобы издавать дельфиньи звуки), даже помимо этой
«технической» трудности есть принципиальные слож-
ности, не позволяющие надеяться на такое простое ре-
шение проблемы. Ведь человеческий язык тоже неимо-
верно сложен, наверняка намного более сложен, чем
самый совершенный язык животных. И при этом чело-
веческая речь и язык дельфинов настолько различны,
что совершенно невозможно найти хоть какие-нибудь
аналогии между принципами построения нашего и
дельфиньего языка. Думаю, что нет ни малейшей надеж-
ды на возможность освоения языка людей дельфинами.

Были и более серьезные, чем в кино, попытки обу-
чить дельфинов человечьему языку. В свое время такой
работой занялся, например, американский ученый Ду-
айт Батто. Поскольку он все же был не «киношным», а
настоящим ученым, он, по крайней мере, постарался с
помощью специального технического устройства преоб-
разовать звуки человеческой речи так, чтобы они как
можно больше напоминали дельфиньи свисты — таким
образом преодолевалось хотя бы элементарное физиче-
ское несходство между человеческими и дельфиньими
звуками. Слова человеческой речи тоже подбирались с
умом. За основу был взят гавайский язык — во-первых,

111

потому, что дело происходило на Гавайях, а главным об-
разом потому, что гавайские слова очень просты по
структуре: они содержат относительно большое количе-
ство гласных звуков, которые легко преобразовать в
свисты, и состоят из простых коротких слогов; каждый
слог складывается либо только из одной буквы — глас-
ной, либо из двух — согласной и гласной; при этом са-
мих-то букв всего-навсего двенадцать: пять гласных и
семь согласных. Так что было сделано, казалось бы, все,
чтобы дельфины могли хотя бы внятно расслышать, что
говорят им люди, а расслышав, может быть, и понять
хоть что-нибудь.

И все равно желаемого результата не получилось. То
есть дельфины прекрасно обучались, например, по ко-
манде «направо» поворачивать направо, по команде
«вперед» проплывать сквозь обруч, а по команде «толк-
ни» толкать ластом мяч (вы понимаете, конечно, что на
самом деле эти команды звучали совсем не так, как
по-русски, но смысл им придавался именно такой). Но
ведь способность к такому обучению еще вовсе не озна-
чает, что дельфин понимает речь: точно так же его мож-
но обучить тем же действиям в ответ на свисток или
взмах руки. Надежда была на то, что если из таких слов
составить какую-нибудь простую фразу, то животное ее
поймет и поступит соответственно ее смыслу. Напри-
мер, если сказать дельфину «толкни» — «вперед», то вы-
полнит ли он оба действия подряд? Оказалось, нет. Ус-
лышав первую команду, дельфин усердно ее выполнял, а
на последующие не обращал никакого внимания. То
есть звуки, которые слышал, он никак не хотел воспри-
нимать как слова, элементы языка; для него это было
просто несколько разных звуков и ничего больше.

А собственно, почему должно быть иначе? Кто сказал,
что «фразы» дельфиньего языка строятся по тем же пра-
вилам, что и человеческого? Скорее всего, следовало
ожидать как раз обратного: слишком уж велико различие
между дельфиньим и любым из человеческих языков,
будь то гавайский, русский или английский. А может
быть, именно гавайский язык и оказался, вопреки ожи-

112

даниям, не слишком подходящим. К примеру, когда мне
довелось несколько месяцев проработать на Гавайях, я
очень долго никак не мог запомнить местные названия
улиц и других мест именно из-за непривычной монотон-
ности следующих друг за другом однотипных слогов:
Ка-ме-ха-ме-ха, Ка-ла-ни-а-на-о-ле, Ва-и-а-ну-е-ну-е,
Ка-ху-а-па-а-ни. Прочитали? А теперь отвернитесь и
попробуйте повторить. Получилось? У меня долго не
получалось. Если бы я участвовал в экспериментах Бат-
то в качестве испытуемого, то еще большой вопрос -
обнаружилась ли бы у меня способность к пониманию
речи. Но ведь эту книжку сумел же я как-то написать.
Так что все не так просто. То есть попробовать, конеч-
но, стоило, в этом Батто был совершенно прав — вдруг
да повезет, и дельфин поймет нас. Но если не понял -
это еще не повод для разочарования, а вполне ожидае-
мый результат.

Нет уж, если мы хотим установить взаимопонимание
с дельфинами, то роль переводчиков нам придется взять
на себя. Только человек, вооруженный коллективным
научным знанием, усиливший мощь своего интеллекта
использованием вычислительной техники, сможет ког-
да-нибудь преодолеть барьер несходства между языками
человека и дельфина.

Ну а все же, действительно ли язык дельфинов так уж
сложен, действительно ли они могут передавать друг
другу сложные сообщения? Можно попытаться ответить
на этот вопрос еще до того, как сам язык станет нам по-
нятен. И опять решающее слово — за специально спла-
нированным экспериментом.

Сначала представим себе самую простую ситуацию.
Дельфин, плавающий в бассейне, обучается совершать
определенные действия в ответ на какие-либо сигналы.
Например, над бассейном висят две лампы, а в воду опу-
щены две педали. Если загорается правая лампа, дель-
фин должен нажать своим «клювом» на правую педаль, а
если левая лампа — на левую педаль. Это задача очень
простая, обучить дельфина такому действию - - пара
пустяков. А теперь посадим другого дельфина в другой

113

бассейн, совершенно изолированный от первого, и в
этот бассейн тоже опустим две педали, но сигнальных
ламп там не поставим; лампы висят только над первым
бассейном и второму дельфину не видны. Возможно ли
в таких условиях заставить второго дельфина совершать
те же действия: нажать одну или другую педаль в зависи-
мости от того, какая лампа включилась? Ну, конечно,
нет, скажете вы, это же полная чепуха: как же можно
требовать от дельфина, чтобы он действовал по сигналу
(включение той или другой лампы), если он вообще не
может видеть этот сигнал. И будете совершенно правы:
если бассейны действительно полностью изолированы и
второй дельфин не видит сигнальных ламп, то он поня-
тия не имеет, когда и какую педаль нужно нажать.

А теперь посмотрим, что получится, если между дву-
мя бассейнами установить звуковую связь, например
провести между ними телефонную линию. Можно сде-
лать и проще: разделить один бассейн перегородкой,
непрозрачной для света (чтобы второй дельфин
по-прежнему не видел ламп, установленных в первом
отсеке), но проницаемой для звука. Теперь каждый из
двух дельфинов не видит, но слышит все, что происхо-
дит в соседнем бассейне или отсеке. В том числе слышит
и звуки, издаваемые его партнером. А экспериментатор
может подслушать переговоры двух животных, если они
начнутся. Поможет ли возможность звукового общения
решить задачу?

Если бы это были не два дельфина в разных бассей-
нах, а два человека в разных комнатах, то наличие зву-
ковой связи легко решило бы все проблемы. Просто тот
человек, в комнате которого загорелась лампа, сказал
бы своему партнеру: «Включилась правая лампа. Мо-
жешь нажимать правую педаль», — и все в порядке. Но
ведь это люди, вооруженные человеческой речью. Она
способна передать понятия «включена» и «выключена»,
«правая» и «левая» и многое, многое другое, что по-
зволяет людям координировать очень сложные действия.
А смогут ли так поступить дельфины, смогут ли они пе-

114

редать друг другу информацию, необходимую для сов-
местного, коллективного решения задачи?

Эксперимент, описанный выше, был проведен много
лет назад американским ученым Джаврисом Бастианом.
Два дельфина содержались в бассейне, разделенном на
два отсека перегородкой; сначала это была просто сеть,
так что оба дельфина могли и слышать, и видеть все, что
происходит во всем бассейне. В каждом из отсеков было
по два рычага, и дельфинов обучали действовать сооб-
ща: если лампа над бассейном включалась и постоянно
горела, то оба дельфина -- каждый в своем отсеке -
должны были нажать на правый рычаг, а если свет лам-
пы прерывался, то на левый. Поощряли дельфинов
только за правильную совместную работу, когда оба ре-
агировали на лампу правильно; если ошибался один из
них, то без поощрения оставались оба. Таким образом,
их обучали не просто элементарному действию, а имен-
но совместной работе. Это, конечно, была лишь подго-
товительная стадия, чтобы надежно обучить дельфинов
тем навыкам, по которым и должна была проверяться их
способность к координированным действиям.

А потом началось самое интересное — фактический
эксперимент. Сеть, которая разделяла дельфинов, заме-
нили плотной тканью. Видеть сквозь нее нельзя было
ничего, но звук проходил свободно. Сигнальная лампа
осталась по одну сторону перегородки, ее мог видеть
только один дельфин. Но правильно нажимать на нуж-
ный рычаг по сигналу этой лампы по-прежнему должны
были оба — и тот, который видел лампу, и тот, который
ее не видел. И оказалось, что такая задача может быть
выполнена! В процессе эксперимента между дельфина-
ми начинался оживленный звуковой диалог, и в резуль-
тате дельфин-«слушатель» правильно определял, когда и
на какую педаль нужно ему нажать. Значит, дельфин-
«зритель» мог сообщить ему, какая именно горит сиг-
нальная лампа? Похоже, что так. Хотя дотошные ученые
все стараются поставить под сомнение, прежде чем сде-
лать окончательный вывод. Так что и результаты опыта
Бастиана они тоже не торопятся принять как оконча-

115

тельное доказательство возможности передачи сложной
информации от одного дельфина к другому. Ведь так и
осталось неясным, что именно один дельфин передавал
другому. Неясно и что именно дельфин-«слушатель» вы-
делял из всего многообразия звуков, доносившихся до
него из другого отсека. Может быть, он использовал
вовсе не целенаправленные сообщения своего партнера,
а ориентировался по другим звукам, скажем по плеску
воды, когда дельфин-«зритель» подплывал к тому или
другому рычагу, или по звукам, которые тот издавал
непроизвольно; может быть, были еще какие-то «под-
сказки»? Придирок можно высказать много, но факт ос-
тается фактом: звуковая связь помогала дельфинам
решить задачу, которая без такой связи в принципе не-
разрешима.

Еще более интересная ситуация создается, когда экс-
периментатор берет звуковое общение между дельфи-
нами под свой полный контроль. Для этого бассейны, в
которых содержатся два дельфина, должны быть как
следует изолированы друг от друга, чтобы никакие звуки
не проходили из одного в другой. А звуковая связь меж-
ду животными устанавливается с помощью подводного
«телефона»: в каждом из бассейнов имеется подводный
микрофон и подводный громкоговоритель (их называют
гидрофонами), которые соединены между собой через
специальную звуковую аппаратуру. При этом экспери-
ментатор может не только «подслушать» дельфиньи бе-
седы, но и точно знать, из какого бассейна в какой пере-
дается тот или иной звук, а при необходимости может и
вмешаться в разговор, регулируя звуковую аппаратуру.
Использование такой «телефонной» связи между дель-
финами позволяет подметить, как пользуются дельфи-
ны своим языком. Можно услышать настоящие диа-
логи, когда коммуникационные сигналы издаются дель-
финами строго по очереди: один дельфин «говорит», а
другой молчит, чтобы не мешать собеседнику; потом
начинает свистеть второй дельфин, а первый слушает.
Если работа линии «телефонной связи» умышленно ис-
кажается экспериментатором, чтобы затруднить звуко-

116

вое общение между дельфинами, то они целенаправлен-
но перестраивают характер своих звуков, меняют их вы-
соту или силу, стремясь добиться для собеседника
наилучшей отчетливости. Обратите внимание: меняя ха-
рактер издаваемых им звуков, дельфин добивается на-
илучшей отчетливости не для себя, а для своего партне-
ра! Значит тот, в свою очередь, дает знать, каков резуль-
тат таких попыток. Все это убедительно доказывает, что
сигналы дельфинов — не просто набор звуков, а дей-
ствительно средство целенаправленного общения между
ними, их язык, которым они умело пользуются.

Как ни трудна расшифровка этого языка, задача сто-
ит затраченных усилий. Ведь овладев дельфиньим язы-
ком, мы получим новое и ни с чем не сравнимое средст-
во общения с этими животными, средство передачи им
наших просьб и требований тем способом, который для
них наиболее понятен и доступен. А это может нам
очень пригодиться, если мы захотим сотрудничать с
дельфинами и иметь в их лице верных своих помощни-
ков. Но это уже тема для особого разговора: к проблеме
сотрудничества с дельфинами мы вернемся немного по-
годя. А пока рассмотрим еще некоторые из удивитель-
ных особенностей этих животных.

Глава девятая
СКОЛЬКО ГЛАЗ У ДЕЛЬФИНА?

Взирая на солнце, прищурь глаза..
Козьма Прутков

Хочу сразу честно предупредить: вопрос, вынесенный в
название этой главы, не вполне серьезный. Глаз у дельфи-
на (если он не инвалид) конечно же два, как и у всех ос-
тальных позвоночных животных. Но все же некоторый
смысл в таком вопросе есть. Какой именно — станет ясно,
если вы наберетесь терпения дочитать эту главу до конца.
Речь в ней пойдет об особенностях зрения дельфинов.

Эти животные обладают неплохим зрением, но в этом
нет ничего удивительного. У многих других животных
зрение не хуже, а у некоторых гораздо лучше. Удивитель-
но другое: дельфин ухитряется одинаково хорошо видеть
и в воздухе, и в воде.

Написанное выше о том, что дельфины всю жизнь
проводят в воде, совершенно справедливо, но не вполне

118

точно. Обитают они, конечно же, в воде, но — немало-
важное уточнение — не во всей ее толще, а вблизи по-
верхности, вблизи границы раздела водной и воздушной
среды. А причина этого в том, что дельфины дышат воз-
духом и обязательно должны периодически подниматься
к поверхности для вдоха. Из-за этого они не могут пол-
ностью порвать с воздушной средой, совсем переселить-
ся в океанские глубины. Хоть дельфины без труда ныря-
ют на десятки метров, а при необходимости могут и на
сотни, все равно ведь это сущий пустяк по сравнению с
многокилометровой океанской толщей.

А раз уж все равно дельфину приходится регулярно
всплывать на поверхность, то совсем не вредно исполь-
зовать эти моменты, чтобы осмотреться. Надводный зри-
тельный мир - - прекрасная дополнительная возмож-
ность для ориентировки. Контур береговой линии, стая
морских птиц, облака на небе и многое другое — все это
важные и полезные ориентиры, которые могут подска-
зать дельфину, где ему удастся найти пищу, откуда грозит
опасность. К тому же прозрачность воздуха неизмеримо
выше прозрачности воды, поэтому в воздухе можно ви-
деть то, что расположено на расстоянии многих километ-
ров (были бы предметы достаточно крупны), а в воде -
лишь на расстоянии нескольких или десятков метров.
Одним словом, хотя дельфин и водное животное, но спо-
собность хорошо видеть в воздухе ему нужна. Ну а уж
подводное-то зрение тем более необходимо: ведь боль-
шую часть времени дельфин все же проводит именно под
водой. И свою основную добычу -- рыб, и соседей по
стае, и все предметы подводного ландшафта он видит
сквозь толщу воды.

И действительно, многочисленные наблюдения пока-
зывают, что дельфин активно пользуется зрением, рас-
сматривая предметы и под водой, и над водой. Сейчас,
когда дельфины находятся под контролем человека во
многих океанариумах, убедиться в этом очень легко.

119

Стоит человеку подойти к подводному окну бассейна, к
краю бассейна, в котором плавает дельфин, и сейчас же
один (если он повернулся боком) или пара любопытных
глаз уставятся на нового посетителя, а движения глаз
подтвердят, что животное активно рассматривает гостя.
Дельфин прекрасно различает знакомых и незнакомых
людей и соответственно с этим ведет себя совершенно
по-разному. Он во всех деталях видит жесты людей, и эти
жесты служат важнейшими сигналами, которые опреде-
ляют взаимоотношения животного с человеком. Это хо-
рошо знают все дрессировщики, работающие с дельфи-
нами: именно жесты служат им средством передачи раз-
нообразных команд. А когда во время представления в
зрелищном дельфинарии животное высоко выпрыгивает
из воды и в прыжке достает до мячика или обруча, подве-
шенного на высоте нескольких метров над водой, он ведь
должен перед прыжком точно засечь положение мише-
ни, и сделать это дельфин может только с помощью свое-
го зрения, причем зрения воздушного.

Что же касается подводного зрения, то и оно, как по-
казывают многочисленные наблюдения, активно ис-
пользуется дельфинами. Во время охоты, при спасении
от опасности, при общении друг с другом для него важно
именно подводное зрение. Форма, размеры и окраска
рыбы, увиденной дельфином, подскажут ему, годится ли
эта рыба в пищу. Поза и характер движений партнера по
стае являются для этих животных важнейшими сигнала-
ми, по которым устанавливается иерархия в стае, коор-
динируются совместные действия. Все эти и многие дру-
гие зрительные сигналы прекрасно различаются дельфи-
нами. Хоть дельфин часто поднимается к поверхности
воды, все же он водное животное и водным зрением
пользуется вовсю. Конечно, зрение — не единственный
способ его ориентировки под водой. Немного погодя мы
увидим, что, когда нужно, он может прекрасно обойтись
и без помощи зрения, например, в темноте или в непроз-

120

рачной воде. Если же необходимости нет, дельфин ис-
пользует свои зрительные способности охотно и с боль-
шой пользой.

Но это наблюдения, так сказать, ориентировочные,
которые не дают точных данных о том, насколько хоро-
шее (или не очень хорошее) зрение дельфина. А можно
ли точно измерить его остроту зрения, подобно тому как
делают эту процедуру пациенту в кабинете глазного вра-
ча? Проведя такие измерения, можно было бы сравнить
остроту зрения у дельфина и у других животных и оце-
нить, лучше или хуже он видит, чем, например, кошка
или обезьяна.

Безусловно, сделать это можно, хотя такая процедура
требует несколько большего времени и хлопот, чем для
пациента-человека. Как измеряют остроту зрения у чело-
века -- это, наверное, знает каждый по собственному
опыту. Показывают изображения каких-нибудь фигур
разного размера. Проще всего для этого использовать
буквы родного языка: если пациент хорошо различает бук-
ву, то он может ее правильно назвать, а если не смог -
значит, не различает. Показывают строчки с буквами раз-
ного размера: чем меньший размер букв удается рассмот-
реть и правильно назвать, тем острее зрение. Но с дель-
фином все так просто не получится. Как мы уже знаем,
человек и дельфин объясняться пока не умеют, так что
нельзя показать животному букву и спросить:
«Какая?» — или показать картинку и спросить: «Что ви-
дишь?» (то есть спросить, конечно, можно, а вот полу-
чить внятный ответ...). Так что приходится использовать
более сложную процедуру. Выглядит она примерно так.

Дельфину показывают две картинки -- похожие, но
чем-то различающиеся. Обычно используются картинки
достаточно простые, чтобы размер деталей, из которых
составлено изображение, можно было точно измерить
(это очень важно). Например, это могут быть квадрат и
треугольник или круг одинаковой площади, или еще ка-

121

кие-нибудь пары относительно простых изображений.
Но лучше всего использовать картинки в виде решеток
из чередующихся черных и белых полос, но немного
различающихся, например, одну с вертикальными, а
другую — с горизонтальными полосами. Важное усло-
вие: во всех остальных отношениях, кроме направления
полосок, обе картинки должны быть совершенно одина-
ковыми -- по форме, размеру, цвету, яркости, ширине
полосок. Под каждой из картинок — опущенная в воду
педаль. Путем тренировки дельфина обучают нажимать
на ту педаль, которая расположена, например, под кар-
тинкой с вертикальными полосами. Разумеется, показы-
вая картинки по нескольку раз, их положение все время
меняют в случайном порядке: может слева быть верти-
кальная решетка, а справа — горизонтальная, а может
быть наоборот. Это необходимо, чтобы дельфин не при-
учился всегда нажимать только правую или только левую
педаль, а принимал решение, ориентируясь именно по
показанным картинкам.

Предположим, что дельфин хорошо усвоил урок и
всегда нажимает ту педаль, которая расположена под
картинкой с вертикальными полосками. А теперь начнем
делать черные и белые полоски на картинках все более и
более узкими. Сначала вроде бы это не дает никакого эф-
фекта — животное по-прежнему безошибочно выполня-
ет задачу. Это значит, что он по-прежнему уверенно раз-
личает оба изображения. Но вот мы сузили полоски еще
немного — и дельфин начинает ошибаться. Он проявля-
ет явные признаки недоумения, не сразу решает, какую
из педалей нажать, и, посомневавшись, нажимает одну
из педалей наугад — то правильно, то нет. Что это озна-
чает? Да то, что мы сделали полоски такими узкими, что
дельфин уже не в состоянии их различать. Все полоски
слились для него в сплошной серый фон. А раз так, то и
сделать осмысленный выбор он не в состоянии. Мы ведь
условились, что за исключением направления полосок

122

обе картинки во всем остальном совершенно не различа-
ются. Так что если полоски сливаются, то обе картинки
кажутся дельфину совершенно одинаковыми. Поэтому
он и не может понять, какую же педаль нужно нажать.
Стало быть, та наименьшая ширина полосок, при кото-
рой дельфин начал нажимать педали наугад и делать
ошибки, — это и есть острота его зрения.

Именно так и проводились измерения остроты зрения
этих животных. Причем обратите внимание: картин-
ки-решетки ведь можно или развешивать над поверхно-
стью воды, а можно и опускать под воду. Таким образом
можно измерить остроту и надводного, и подводного
зрения. Что же получилось в этих экспериментах?

Прежде чем привести конкретные результаты, уточ-
ним только, в каких единицах измеряется острота зре-
ния. Ширину полосок решетки, которую показывали
дельфинам, можно было бы измерить в сантиметрах,
дюймах или миллиметрах, но для оценки остроты зрения
это неподходящие мерки. Ведь способность рассмотреть
предмет зависит не только от его размера, но и от рас-
стояния, на котором предмет находится. Предмет разме-
ром один сантиметр на расстоянии одного метра видит-
ся таким же, как предмет размером десять сантиметров
на расстоянии десяти метров или 10-метровый на рас-
стоянии одного километра. Поэтому, чтобы охарактери-
зовать остроту зрения, используют угловые размеры раз-
личаемых предметов. Угол между двумя линиями от
центра глаза к краям предмета — это и есть угловой раз-
мер предмета, он одинаков для маленького, но близко
расположенного предмета и для большого, но удаленно-
го. Так что остроту зрения и человека, и всех животных
выражают в угловых единицах измерения - - градусах,
минутах и секундах. Так же будем поступать и мы, говоря
об остроте зрения у дельфинов и других животных: ее ме-
рой будет та наименьшая угловая (т. е. выраженная в гра-
дусах и минутах) ширина черных и белых полосок, при

123

которой эти полоски еще не сливаются в сплошной фон
и можно различить направление этих полосок. Обратите
внимание: чем меньше эта величина, тем лучше острота
зрения.

Итак, вот результат измерения остроты зрения у дель
фина-афалины (наиболее распространенного вида для
лабораторных исследований). Под водой острота зрения
у дельфина оказалась равной примерно 10 угловым ми-
нутам, то есть он переставал различать направление по-
лосок решетки, когда ширина этих полосок была меньше
9 минут. Для наглядности поясню: это ширина полоски
около 2,5 миллиметра, если рассматривать ее с расстоя-
ния 1 метр. Совсем неплохо! А в воздухе? В воздухе ост-
рота зрения оказалась около 12 минут. Значит, в воздухе
дельфин все же видит похуже? Вовсе нет. Во-первых,
разница между остротой зрения в воздухе и в воде не так
уж велика. А во-вторых, когда мы получше познакомим-
ся с особенностями зрения в воде и в воздухе, станет яс-
но, что даже при идеальном зрении небольшая разница
неизбежна. Так что можно уверенно сказать, что глаз
дельфина практически одинаково хорошо работает и в
воде, и в воздухе.

Конечно, универсальное зрение, пригодное для ис-
пользования и под водой, и над водой, дельфину очень
полезно — тут вопроса нет. Вопрос в том, как ему это
удается. Ведь зрение под водой и в воздухе требует совер-
шенно разной конструкции глаза.

Каждый, кому доводилось нырять, прекрасно знает;
если не надеть специальную маску для подводного пла-
вания, то под водой мы видим очень плохо. Все пред-
меты сильно размыты, как будто не в фокусе; только
поднеся предмет к самому лицу, можно его рассмотреть и
узнать.

Причина этого очень проста. Чтобы предмет был хо-
рошо виден, оптическая система глаза, как объектив фо-
тоаппарата, должна создать изображение этого предмета

124

на задней стенке глаза, где расположена светочувстви-
тельная сетчатая оболочка — сетчатка. Как и объектив
фотоаппарата, оптическая система глаза состоит из не-
скольких частей, играющих роль отдельных линз, и са-
мая первая из этих линз — это наружная выпуклая по-
верхность прозрачной роговицы нашего глаза. Именно
на этой поверхности лучи света впервые переходят из
воздуха в среду, как говорят оптики, с большей оптиче-
ской плотностью. А при переходе из среды с одной опти-
ческой плотностью в среду с другой плотностью как раз и
происходит преломление света на выпуклой поверхности,
необходимое для получения сфокусированного изобра-
жения. Находящийся позади роговицы чечевицеобраз-
ный хрусталик хоть и очень похож на настоящую линзу-
объектив, но он лишь дополняет действие основной -
роговичной линзы.

Но степень преломления света на границе, разделяю-
щей две среды, зависит от того, насколько различаются
оптические плотности этих сред. У воздуха оптическая
плотность намного меньше, чем у жидкости, заполняю-
щей глаз; поэтому линза на границе «воздух — внутри-
глазная жидкость» действует очень эффективно. Совсем
другое дело, если перед глазом находится не воздух, а во-
да. У воды оптическая плотность практически такая же,
как у внутриглазной жидкости, то есть фактически ника-
кой границы раздела для световых лучей здесь нет, и они
переходят из воды через тонкую роговицу во внутриглаз-
ную среду, попросту «не замечая» поверхности глаза, а
значит, и не меняя своего направления. Так что линза на
поверхности глаза перестает действовать — важнейший
элемент оптической системы глаза выпадает. А одного
только хрусталика недостаточно, чтобы как следует сфо-
кусировать изображение на сетчатке. Он хотя и выпук-
лый, как настоящая линза, но находится-то не в воздухе,
а в жидкости, оптическая плотность которой лишь не-
намного меньше, чем плотность ткани хрусталика. По-

125

этому преломляющая способность хрусталика не так уж
велика, и без роговичной линзы он с задачей не справля-
ется. Неудивительно, что при таком грубом нарушении
оптики глаза изображение становится нерезким, размы-
тым. Поэтому мы так плохо видим под водой.

Ну а как же водные животные, например рыбы, — они
тоже не могут хорошо видеть под водой, как и мы? Нет, у
них-то проблемы отсутствуют. Природа позаботилась о
том, чтобы они все видели как следует. Для этого пона-
добилось всего лишь сделать намного более толстым и
выпуклым хрусталик: у рыб он имеет вид не относитель-
но тонкой линзы, как у нас, а сильно выпуклого шарика.
Преломляющая способность такой сильно выпуклой
линзы даже в жидкости достаточна, чтобы получить хо-
рошее изображение на сетчатке и при отсутствии допол-
нительного преломления света на роговице. Но зато
животное с такими глазами не сможет хорошо видеть в
воздухе: тут к преломляющей способности хрусталика
добавится дополнительное преломление на выпуклой
поверхности роговицы. Теперь уже преломляющая спо-
собность оптики глаза окажется чрезмерной, и хорошего
изображения на сетчатке опять не получится.

Выходит, что если глаз хорошо приспособлен для зре-
ния в воздухе, то он не может и не должен так же точно
видеть под водой, а если глаз хорошо видит под водой, то
плохо видит в воздухе. Вроде бы так и должно быть: вода
и воздух — среды с довольно-таки разными оптическими
свойствами, стало быть, и требования к оптике глаза они
предъявляют совершенно разные. Либо одно, либо дру-
гое. Такой вывод вполне логичен и соответствует основ-
ным законам оптики.

У дельфинов хрусталик глаза сильно выпуклый -
этим он напоминает хрусталик рыб. Значит, его глаз при-
способлен для подводного зрения. Действительно, рас-
четы показывают, что под водой, то есть при отсутствии
преломления света на роговице, хрусталик глаза дель-

126

фина обеспечивает как раз такое преломление света,
которое необходимо для получения хорошо сфокусиро-
ванного изображения на сетчатке. А что же получается в
воздухе? Для специалистов-оптиков не составило труда
подсчитать, как должно измениться зрение дельфина,
когда в воздухе добавляется эффект роговичной линзы.
При той кривизне, которую имеет центральная часть ро-
говицы дельфина, глаз должен быть близорук на 20—25
диоптрий! Тот, кто сам страдает близорукостью и носит
очки, может себе представить, что это такое. Даже при
близорукости в 3—5 диоптрий очень трудно обходиться в
повседневной жизни без очков, а в 10 диоптрий — это
уже очень серьезная болезнь. Но близорукость в 25 ди-
оптрий, да еще без очков (а никто и никогда еще не ви-
дел дельфина в очках) — это практически полная потеря
возможности различать какие-либо предметы.

Но дельфины, видимо, ничего не знают ни о нашем
выводе, ни о результатах наших вычислений, поскольку
ухитряются прекрасно видеть и в воздухе, и под водой.
Как же это им удается, уж не вопреки ли законам опти-
ки? Нет, конечно. Законы оптики, как и другие законы
природы, дельфины не отменили. Просто они умело их
используют.

Вспомним, как мы сами поступаем, когда ныряем под
воду и при этом мечтаем увидеть ясно подводный мир.
Очень просто: для этого мы надеваем нехитрое приспо-
собление — маску для ныряния, и наши глаза немедлен-
но приобретают способность четко видеть. Но у маски
для ныряния есть еще одно замечательное свойство, к
которому те, кто ею пользуется, привыкли и обычно не
обращают на него внимания: позволяя хорошо видеть в
воде, маска не лишает нас и способности отчетливо ви-
деть в воздухе! Когда пловец выныривает и поднимает
голову над водой, ему совсем не нужно снимать маску,
чтобы осмотреться вокруг. С маской мы одинаково хоро-
шо видим и в воздухе, и под водой.

127

Чтобы понять, почему это возможно, разберемся ь
том, как действует маска ныряльщика. Исправляет наше
зрение, конечно, не сама маска — кусок резины и пло-
ское стеклышко. Все дело в том пузыре воздуха, который
остается под маской, между водой и нашими глазами,
точнее, в форме этого пузыря. Одна сторона воздушного
пузыря - - та, которая обращена к выпуклой роговице
глаза, — искривленная, а другая — та, которая ограничи-
вается стеклом маски, — плоская. В этой плоской сторо-
не воздушного пузыря весь секрет. Если глаз вместе с ма-
ской находится в воздухе, то лучи света попадают в глаз
точно так же, как если бы никакой маски перед глазами
не было: перед маской воздух и под ней — тоже воздух, а
тонкое стекло — не в счет. Поэтому глаз все видит совер-
шенно нормально, как ему и положено видеть в воздухе.
Если же человек в маске погружается под воду, то проис-
ходит следующее. Когда лучи света проникают из воды в
воздух, находящийся под маской, то они не сходятся и не
расходятся, потому что поверхность воздуха между водой
и воздухом плоская, а не искривленная, она не может иг-
рать роль линзы. А уж потом из воздуха, находящегося
под маской, лучи света попадают в глаз, преломляясь
при этом именно так, как и должны преломляться для
получения хорошего изображения. Если стекло маски
сделать не плоским, а выпуклым или вогнутым, все будет
испорчено: при переходе из воды в воздух световые лучи
изменят свое направление, передняя стенка воздушного
пузыря сработает как дополнительная и совершенно не-
нужная линза, и в результате хорошего изображения не
получится.

Так вот в чем секрет универсального зрения, пригод-
ного в равной мере для воздушной и для водной среды!
Поверхность, перед которой вода сменяется воздухом и
наоборот, должна быть не выпуклой, а плоской. Тогда ни
при каких условиях эта поверхность не будет действовать
как линза, а значит, вся остальная оптическая система

128

глаза будет одинаково работать и в воздухе, и под водой.
Этот же принцип, кстати, используется и при констру-
ировании фотоаппаратов для подводной съемки. Если у
кого-нибудь есть такой фотоаппарат, обратите внимание:
передняя поверхность его объектива не выпуклая, а пло-
ская. Поэтому такой фотоаппарат может использоваться
и как обычный для фотографирования в воздухе, и для
подводной съемки.

Между прочим, аналогия с маской для ныряния дает
ответ и на вопрос о том, почему острота зрения под во-
дой у дельфина хоть немного, но все же лучше, чем в воз-
духе. Дело в том, что из-за разницы оптических свойств
воздуха и воды изображение, которое возникает на сет-
чатке глаза под водой, всегда немного больше, чем когда
глаз находится в воздухе. Могу опять сослаться на опыт
всех тех, кто когда-нибудь нырял с маской под воду: они
прекрасно знают, что под водой все предметы кажутся
немного увеличенными, как будто их рассматривают че-
рез увеличительное стекло. Это не какое-то особое свой-
ство нашего глаза, это универсальный закон оптики;
точно так же увеличенным окажется изображение на фо-
топленке подводного фотоаппарата. Можно даже совер-
шенно точно сказать, во сколько раз изображение под
водой будет больше (или, если хотите, наоборот — изо-
бражение в воздухе меньше): в 1,33 раза; эта величина
выражает соотношение оптических плотностей воды и
воздуха. Значит, и глаз, и фотоаппарат даже при идеаль-
ной фокусировке должны быть в состоянии рассмотреть
под водой детали изображения в 1,33 раза более мелкие,
чем в воздухе. Но ведь именно таким оказалось соотно-
шение остроты зрения у дельфина в воде (9 угловых ми-
нут) и в воздухе (12 минут): 12:9= 1,33. Замечательное
совпадение! Значит, на самом деле глаз дельфина при-
способлен к зрению в воздухе ничуть не хуже, чем к зре-
нию в воде, а небольшая разница в подводной и воздуш-

129

5 Супин «Этот ... дельфин»

ной остроте зрения — лишь неизбежное следствие опти-
ческих законов.

Что ж, рецепт универсального водно-воздушного зре-
ния ясен. Дело за малым: можно ли этим рецептом вос-
пользоваться? Может ли природа создать глаз с плоской
поверхностью, через которую проникает свет? Оказыва-
ется, это совсем не так просто.

Дело в том, что округлая, выпуклая форма глаза, в том:
числе выпуклая форма его передней прозрачной оболоч
ки — роговицы, — совсем не случайность, не прихоть
природы. Она необходима для поддержания нужной
формы глаза.

Глаз высокоорганизованного животного, в том числе
человека или дельфина, — точнейшее оптическое уст-
ройство. Его размеры, взаимное положение разных час-
тей его оптической системы должны удерживаться по-
стоянными с очень высокой точностью. Только так мож-
но получить четко сфокусированное изображение на
светочувствительной сетчатой оболочке глаза. Стоит рас-
стоянию между роговицей и хрусталиком, хрусталиком н
сетчаткой измениться на доли миллиметра — и фокуси-
ровка будет нарушена, качество изображения пострадает.

Но как обеспечить постоянство формы и размеров
глаза? Нельзя же вмонтировать внутрь глаза скелет. Те
отделы глаза, через которые проходит свет, должны быть
максимально прозрачными, а значит, не могут содержать
не только твердых, но и просто достаточно плотных тка-
ней. И действительно, содержимое полостей глаза по
консистенции мало отличается от воды. Содержимое ка-
меры между роговицей и хрусталиком (так называемой
передней камеры) — это и есть жидкость, основу кото-
рой составляет вода. Между хрусталиком и сетчаткой на
ходится, правда, не жидкость, а студенистая ткань, назы-
ваемая стекловидным телом (стекловидное — отнюдь не
потому, что прочное, как стекло, а потому, что прозрач-
ное). Но это студенистое вещество все равно почти цели-

130

ком состоит из воды, оно очень мягкое, не способное со-
хранять форму. Оболочки глаза также не жесткие, а элас-
тичные, в особенности передняя оболочка — роговица,
которая должна быть совершенно прозрачной. Так что
ткани глаза совершенно не способны самостоятельно
удерживать форму.

Правда, глаз спрятан в специальную полость черепа -
костную глазницу, которая неплохо защищает его не
только от возможных повреждений, но и от грубых
внешних воздействий, которые могли бы деформировать
глаз. Но все равно это не решает проблему сохранения
формы глаза полностью. Ведь и внутри глазницы он по-
стоянно подвержен усилиям мышц, которые поворачи-
вают глаз в разные стороны, толчкам кровотока, а перед-
няя его часть и вовсе слабо защищена. Так что все равно
природа должна была позаботиться о том, чтобы форма
глаза каким-то способом строго поддерживалась, несмо-
тря на то что глаз построен только из мягких, эластичных
тканей.

И такой способ найден, простой и остроумный. Это
принцип надутого воздушного шарика. Тонкая оболочка
шарика мягка и бесформенна — но только до тех пор, по-
ка шарик не надут. Стоит лишь создать внутри шарика
небольшое избыточное давление, и тонкая оболочка, на-
тянувшись, приобретает жесткость, а шарик — опреде-
ленную форму и стойко ее удерживает. Можно изменить
его форму, нажав на него пальцем, но как только палец
убрали — шарик опять точно такой же, как и был.

Так же поддерживается и форма глаза. Внутри глаза
создается избыточное давление -- небольшое, но до-
статочное, чтобы его наружные оболочки натянулись и
глаз приобрел упругость, способность строго сохранять
свою форму и размеры. Правильное внутриглазное дав-
ление — очень важный показатель здоровья глаза, и ес-
ли требуется более или менее серьезное обследование,

131

врач-окулист обязательно измерит его специальным
прибором.

Но какое отношение способ поддержания формы гла-
за имеет к проблеме универсального зрения дельфина?'
Да самое прямое. Надутый шарик не может иметь пло-
ских поверхностей. Пока его упругая оболочка не надута,
можно растянуть ее в виде плоскости. Но как только с
одной из сторон оболочки появится избыточное давле-
ние, она немедленно прогнется, станет выпуклой. Так же
становится выпуклой и роговица глаза под влиянием
внутриглазного давления, которое удерживает форму
глаза. Так что выпуклая форма роговицы глаза — вовсе
не случайность. Это неизбежное следствие того способа,
которым поддерживается форма глаза.

Что же получается? С одной стороны, мы выяснили,
чтобы глаз одинаково хорошо работал и в воде, и в возду-
хе—а именно так работает глаз дельфина, — его рогови-
ца должна быть плоской. С другой стороны, из-за нали-
чия внутриглазного давления роговица не может быть
плоской. Получается чепуха какая-то! Какова же на са-
мом деле форма роговицы у дельфина — плоская она или
выпуклая?

Весь фокус в том, какая часть роговицы. Когда выше
вы читали, что, зная кривизну роговицы, оптики подсчи-
тали, насколько близоруким должен быть на воздухе
дельфин, скорее всего, и не обратили внимания на одну
маленькую хитрость. Я написал: «При той кривизне, ко-
торую имеет центральная часть роговицы». Но в чем же
тут хитрость? Конечно же так и нужно было делать: при-
нять во внимание прежде всего центральную, то есть са-
мую важную часть того окошка, через которое свет попа-
дает в глаз животного. И люди, и животные, рассматри-
вая какой-нибудь предмет, обязательно направляют свои
глаза на этот предмет, то есть ориентируют глаза так, что-
бы свет, отраженный от этого предмета, падал на глаз не
сбоку, а именно спереди, на центр роговицы — прозрач-

132

ного окна глаза, а не на его краешек. Взглянув на глаза
своего собеседника или домашней кошки, вы также убе-
дитесь, что именно в центре прозрачной роговицы нахо-
дится зрачок — отверстие, через которое свет проникает
в глубь глаза. Так что, казалось бы, вполне резонно оце-
нивать свойства глаза, имея в виду форму и особенности
прежде всего центральной, то есть самой важной части
роговицы. Никакой хитрости тут вроде бы нет.

Все это действительно совершенно справедливо и для
человека, и для кошки, и для большинства других живот-
ных: центральная часть — самая важная часть роговицы,
именно от ее свойств и состояния в очень большой сте-
пени зависит нормальная работа глаза. Но все же это
справедливо не для всех животных. И одно из немногих
исключений, как вы, наверное, уже догадываетесь, -
дельфины.

Но чтобы разобраться, как именно дельфины исполь-
зуют свойства различных частей роговицы глаза, нам
придется на время оставить в стороне все вопросы, ка-
сающиеся оптики дельфиньего глаза, и заняться другой
наиважнейшей частью глаза — его светочувствительной
сетчатой оболочкой, или сетчаткой. Оказывается, ее
строение у дельфинов тоже имеет самое прямое отноше-
ние к универсальности их зрения.

Но прежде чем говорить об особенностях сетчатки
дельфинов, нужно сначала сказать несколько слов о не-
которых особенностях зрения всех животных и человека,
связанных со строением сетчатки. Иначе будет не очень
ясно, о чем пойдет речь.

В повседневной жизни нам обычно кажется, что мы
хорошо, резко видим все предметы вокруг нас — и те, ко-
торые расположены прямо перед нами, и те, что сверху
или снизу, справа или слева. Но на самом деле это не сов-
сем так. Проще простого убедиться, что в каждый данный
момент мы четко, резко видим лишь очень небольшой
кусочек из всего поля зрения. Посмотрите внимательно

133

на своего собеседника, который сидит перед вами на рас-
стоянии вытянутой руки, и постарайтесь остановить
свой взор на какой-нибудь части его лица, например на
его ухе. Если вы действительно удерживаете взор на ухе
собеседника, то обнаружите, что его нос или глаз, кото-
рые расположены всего-то в нескольких сантиметрах от
уха, видны уже неясно, неотчетливо. Разумеется, дело тут
не в свойствах носа или ушей вашего знакомого: тот же
самый результат можно получить, рассматривая любой
предмет и сознательно контролируя направление своего
взора. При определенном направлении взгляда мы спо-
собны четко видеть лишь очень небольшую часть окру-
жающего пространства. Ощущение же, что мы хорошо
видим все пространство вокруг нас, создается потому,
что произвольно или непроизвольно наш взор постоян-
но «ощупывает» окружающее пространство, перескаки-
вает с одного предмета на другой, и кратковременные
картинки предметов, четко видимых в последовательные
моменты времени, соединяются в нашем сознании в це-
лостную картину всей окружающей обстановки.

Такая особенность нашего зрения определяется стро-
ением сетчатки глаза. Ведь для того, чтобы рассмотреть
мелкие детали изображения, недостаточно, чтобы это
изображение было хорошо сфокусировано на сетчатке.
Нужно еще, чтобы сама сетчатка была способна разли-
чать достаточно мелкие детали. А это ее свойство зависит
от того, насколько густо, плотно расположены на ней
светочувствительные клетки (рецепторы) и нервные
клетки, передающие сигналы от рецепторов к мозгу.
Каждая нервная клетка сетчатки (их называют ганглиоз-
ными клетками) передает в мозг сигнал о том, насколько
светлый или темный кусочек изображения пришелся на
тот микроучасток сетчатки, в котором она расположена.
Из таких сигналов, как из мозаики, и складывается цело-
стный образ в мозге: каждая ганглиозная клетка — один
элементик мозаики. Понятно, что чем реже расположе-

134

ны ганглиозные клетки, тем грубее мозаика, тем менее
детальным оказывается целостный образ. Чем клетки
расположены гуще, тем детальнее мозаика, точнее образ.

Но в сетчатке глаза человека и всех животных гангли-
озные клетки размещены неравномерно. Как правило, в
центре сетчатки, на относительно небольшом ее участке,
плотность клеток намного больше, чем в остальной,
большей ее части. Поэтому те части изображения, кото-
рые оказались спроецированными на центр сетчатки, пе-
редаются в мозг очень подробно, детально, а те части
изображения, которые спроецированы на остальную сет-
чатку, — довольно нечетко, приблизительно. При такой
нечеткой передаче изображения распознать какие-либо
детали практически невозможно. Только те части изо-
бражения, которые попали на центральную часть сет-
чатки, доступны для восприятия в деталях и для распо-
знавания.

Поэтому становится понятен смысл того ежесекунд-
но совершаемого нами действия, которое мы обознача-
ем словами «посмотреть на что-то». Посмотреть на ка-
кой-то предмет -- значит повернуть глаза таким обра-
зом, чтобы изображение этого предмета попало на центр
сетчатки. Тогда все детали этого предмета становятся
хорошо видны, и мы можем узнать его и сказать, что это
такое. Пока изображение предмета падает не на цент-
ральную, а на боковую часть сетчатки («боковое зре-
ние»), мы, как правило, видим лишь, что там есть
«что-то», но что именно — это можно разобрать, только
посмотрев на это «что-то», то есть переместив его изо-
бражение на центр сетчатки.

Можно ли считать, что такое строение сетчатки наше-
го глаза — признак ее несовершенства? В самом деле, ка-
залось бы, куда лучше снабдить всю сетчатку достаточно
большим количеством ганглиозных клеток, расположив
их погуще, и таким способом сделать всю сетчатку спо-
собной к детальному распознаванию изображений всего

135

поля зрения, а не только его маленькой части. Тогда бы
мы без хлопот, не рыская глазами из стороны в сторону,
могли видеть во всех деталях все, что происходит вокруг
нас. Нет, не так все просто. Ведь в центральной части
сетчатки ганглиозные клетки расположены в сотни раз
более густо, чем в остальной ее части. Если бы плотность
расположения клеток оказалась такой же высокой по
всей сетчатке, то, значит, и общее количество клеток
оказалось бы в сотни раз больше! А значит, в сотни раз
увеличился бы объем передаваемой в мозг информации.
Мозг просто захлебнулся бы в таком ее обилии, причем
информации не очень-то и нужной, избыточной. В са-
мом деле, ведь не в каждой же точке окружающей обста-
новки ежесекундно происходит что-то настолько важное
и интересное, чтобы необходимо было подробно видеть
все мельчайшие детали расположенных там предметов.
Как правило, лишь небольшая часть поля зрения при-
влекает наше внимание в каждый определенный момент
времени; туда и направляется взор, то есть именно эта
часть поля зрения проецируется на центральную часть
сетчатки и анализируется в деталях. А если произойдут
какие-то события в другой части поля зрения, то боково-
го зрения вполне достаточно для того, чтобы просигна-
лизировать: там произошло «что-то», может быть, важ-
ное и интересное; тогда взор немедленно переводится в
этом направлении, и уже центральное зрение дает нам
детальную информацию о том, что именно там происхо-
дит. Такая двухступенчатая процедура (сначала боковым
зрением обнаружить, а потом центральным зрением рас-
смотреть в деталях) очень эффективна и разгружает мозг
от ненужной работы, от избыточной информации.

Объясняя различия между центральным и боковым
зрением, я говорил в основном о зрении человека, но это
только потому, что особенности нашего собственного
зрения каждый может легко проверить на собственном
опыте и понять. На самом деле такие области сетчатки, в

136

которых нервные клетки расположены особенно густо, а
значит, части поля зрения, где изображение воспринима-
ется наиболее детально, есть практически у всех живот-
ных. Назовем эти области поля зрения зонами наилуч-
шего видения. Именно эти области определяют макси-
мальную остроту зрения того или иного животного; во
всем остальном поле зрения (т. е. на всей остальной сет-
чатке) острота зрения, как правило, в десятки раз хуже.

Форма и расположение зон наилучшего видения раз-
личны у разных животных. У человека и ближайших к
нему животных — обезьян — это очень маленькая, всего
около одного углового градуса в поперечнике, область в
центре поля зрения, но зато плотность фоторецепторов и
нервных клеток в той части сетчатки, куда она проециру-
ется, огромна, так что в этом небольшом пятнышке до-
стигается очень высокая острота зрения. У хищников -
кошек, собак и их диких сородичей — это тоже относи-
тельно небольшая зона, но все же чуть пошире, чем у че-
ловека, и плотность нервных клеток там поменьше, так
что острота зрения у них немного хуже, чем у человека,
но все же довольно высока. Когда хищник готовится к
прыжку, чтобы схватить жертву, он фиксирует взор на
жертве (переводит ее изображение на область наилучше-
го видения в сетчатке). А у травоядных (копытных, гры-
зунов) зона наилучшего видения имеет форму не малень-
кого пятнышка, а горизонтально вытянутой полоски.
Почему? Да ведь кролик или антилопа не охотятся на
подвижную добычу, им не нужно точно определять ее по-
ложение перед прыжком. А вот контролировать обста-
новку на горизонте — не появится ли там опасность -
им жизненно необходимо, и область наилучшего виде-
ния у них как раз соответствует положению горизонта.
Есть и более экзотические варианты. У слона, например,
зона наилучшего видения захватывает ту часть поля зре-
ния, где находится его собственный хобот; это позволяет

137

зрительно контролировать точнейшие движения хобо-
том, которые может совершать слон.

Однако при всем этом разнообразии есть одно свой-
ство, общее почти у всех млекопитающих животных:
каждый глаз имеет одну и только одну зону наилучшего
видения, а не несколько. Почему «почти» у всех? Потому
что дельфины, как уже не раз отмечалось, не вписывают-
ся в общую схему.

Вот теперь, после того как мы разобрались, что такое
зоны наилучшего видения у животных, пришла наконец
пора выяснить, в чем особенности строения сетчатки
дельфинов и какое все это имеет отношение к способ-
ности этих животных хорошо видеть и в воде, и в воз-
духе.

Чтобы разобраться со строением сетчатки дельфи-
нов, пришлось, конечно, потрудиться. У погибших по
разным причинам животных аккуратно извлекали сет-
чатку глаза — а это тонкий слой нежнейшей ткани. Из-
влеченную сетчатку нужно аккуратно, не помяв и не по-
рвав ее, расправить на тонком стекле. Но ткань сетчатки
и все составляющие ее клетки почти прозрачны, поэтому
даже в микроскоп просто так увидеть там ничего нельзя.
Чтобы сделать клетки видимыми, сетчатку окрашивают
специальными красками. Только этот процесс не имеет
ничего общего с тем, что делает маляр или даже худож-
ник, нанося краску на поверхность. Краски, которыми
пользуются для исследования сетчатки и других тканей,
должны проникнуть внутрь исследуемого образца. И не
просто проникнуть: краски, используемые для такой ра-
боты, имеют химическую близость с веществами, из ко-
торых состоят ткани организма. Поэтому окрашенными
оказываются не все подряд, а определенные части конк-
ретных клеток, из которых состоит ткань — в нашем слу-
чае это должны быть нервные клетки сетчатки глаза.
Если после такой обработки взглянуть на сетчатку в мик-
роскоп, открывается замечательная картина: ярко окра-

138

шенные (обычно синего или фиолетового цвета) нерв-
ные клетки разбросаны по почти прозрачному полю.
Вот теперь можно приниматься за дело: предстоит кро-
потливая работа. Вся поверхность сетчатки размечается
на маленькие квадратики — размером в доли миллимет-
ра. И в каждом таком квадратике нужно подсчитать,
сколько в нем содержится нервных клеток. Чем кон-
центрация клеток плотнее, тем больше их насчитывает-
ся в каждом квадратике. А когда подсчет закончен, по
его результатам можно составить подробную карту, по-
казывающую, какова же плотность клеток в разных час-
тях сетчатки.

Что же выяснилось в результате всей этой кропотли-
вой работы? Начну с самого явного отличия дельфинов
от других животных: у дельфинов каждый глаз имеет не
одну зону наилучшего видения, а две! И расположены
они не в центре поля зрения, а довольно далеко от него,
по обеим сторонам и приблизительно на одинаковом
расстоянии от центра: одна зона --в передней части
поля зрения, другая - - в задней боковой части. Это
действительно самые настоящие зоны наилучшего ви-
дения: концентрация нервных клеток в соответствую-
щих участках сетчатки в десятки раз выше, чем в других
частях.

Я уже отмечал, что хрусталик (основная светопре-
ломляющая линза) у дельфина практически шарообраз-
ный. Но этого мало. Сетчатка глаза тоже образует прак-
тически ровную полусферу, и центр ее совпадает как раз
с центром хрусталика, то есть все точки сетчатки удале-
ны от хрусталика на одинаковое расстояние. Таким об-
разом, вся оптическая система глаза оказывается сим-
метричной относительно одного общего центра. Значит,
свет, попадающий на хрусталик с любого направления,
преломляется и фокусируется на сетчатке практически
одинаково.

139

Но обратите внимание: как может попасть свет на
удаленные от центра части сетчатки, где расположены
зоны наилучшего видения? Чтобы попасть на заднюю
зону, свет должен пройти через передний край роговицы и
дальше через центр хрусталика на сетчатку. А на перед-
нюю зону свет попадает, пройдя через задний край рого-
вицы.

Однако на краях роговицы ее кривизна совсем не та-
кая, как в центре. Края роговицы прикреплены к значи-
тельно более толстой и жесткой белковой оболочке
(склере), которая, собственно, и образует глазное ябло-
ко. Около места прикрепления роговица заметно утол-
щена и вдобавок еще поддерживается более толстой и
жесткой склерой. Хотя роговица и здесь выгнута, но зна-
чительно меньше, чем в центральной ее части. Это было
показано оптическими измерениями.

Так вот в чем фокус! Свет попадает на зоны наилуч-
шего видения (которые как раз и обеспечивают самое
острое зрение) не через центр роговицы, а через ее края,
которые хотя и не совсем плоские, но имеют очень не-
большую кривизну. Но ведь плоская (или хотя бы почти
плоская) роговица — это как раз то, что нужно для оди-
наковой работы глаза и под водой, и в воздухе.

Правда, если разобраться тщательнее, можно подме-
тить, что не так все просто (но тем и интереснее!). Ведь
поперечник шарообразного хрусталика довольно велик.
Значит, свет на него может попадать через разные части
роговицы. Это только центральная часть светового пуч-
ка, попадающего на зону наилучшего видения, проходит
через уплощенную часть роговицы. Но на ту же часть
сетчатки свет может попасть, пройдя через центральную
часть роговицы и краевую часть хрусталика: рисунок на-
глядно показывает и этот путь тоже. А центральная часть
роговицы выпуклая, следовательно, на воздухе эта часть
светового пучка будет сфокусирована неправильно, и ка-
чество изображения заметно ухудшится.

140

Все это так и могло бы быть, если бы не еще одна за-
нятная особенность дельфиньего глаза: форма его зрачка.
Зрачок — это отверстие в специальной непрозрачной -
радужной — оболочке глаза (радужке). Она выполняет ту
же роль, что и диафрагма в фотоаппарате: меняя размер
прозрачного отверстия, она регулирует количество света,
попадающего в глаз, и таким образом подстраивает его к
условиям более или менее яркого освещения. Как только
освещенность окружающей обстановки увеличится, мозг
посылает команду к тонким мышечным волокнам,
«вмонтированным» в радужку, и они, сокращаясь, сужа-
ют отверстие зрачка, избавляя глаз от избыточного света;
уменьшится освещенность — и отверстие автоматически
расширится, чтобы в глаз попало достаточно света.

Форма зрачкового отверстия различна у разных жи-
вотных. У нас с вами зрачок имеет вид круглого отверс-
тия в центре радужки: чем сильнее освещенность, тем
меньше диаметр отверстия. У кошки — всем известно -
зрачок имеет вид вертикальной щели: чем сильнее осве-
щенность, тем меньше ширина щели, а ее высота почти
не меняется. У других животных встречаются зрачки и
прямоугольной, и треугольной формы — все зависит от
того, как вмонтированы в радужку мышечные волокна,
сужающие отверстие.

Но у дельфина зрачок не похож ни на человеческий,
ни на кошачий, ни на чей-либо еще. Когда увеличивает-
ся освещенность, то из верхней части радужки выдвига-
ется выступ; его называют оперкулюм (звучит.очень не-
уклюже, потому что слово латинское; но поскольку ни-
чего подобного ни у каких других животных не
наблюдали, то даже русского названия для него не при-
думали). Оперкулюм сужает зрачок таким образом, что
он приобретает вид серповидной щели. Чем сильнее ос-
вещенность, тем уже щель. И если освещенность доста-
точно высокая, то нижний край оперкулюма выдвигает-
ся настолько, что смыкается с противоположным краем

141

зрачкового отверстия. Щель исчезает, и вместо нее оста-
ются только два отдельных отверстия: в передней и в за-
дней части радужки.

Каждое из двух зрачковых отверстий расположено как
раз там, где центральная часть светового пучка должна
пройти через уплощенную часть роговицы, чтобы попасть
на соответствующую зону наилучшего видения. При
этом краевые части светового пучка, проходящие через
искривленную часть роговицы, отсекаются. Изображе-
ние в зонах наилучшего видения не размывается плохо
сфокусированным светом, проходящим через края хрус-
талика.

Правда, такое сильное сужение зрачка, при котором
он распадается на два отдельных отверстия, происходит
только при достаточно ярком освещении; в сумерках
зрачок расширяется и пропускает весь попадающий на
глаз свет. Ну и что же! Ведь сужение зрачка, позволяю-
щее свету попадать в глаз только через краевые части ро-
говицы, необходимо дельфину только для зрения в воз-
духе, над водой. А именно над водой освещенность вы-
сока, и зрачок приобретает вид двух отверстий. Под
водой же освещенность резко падает с каждым метром
глубины (ведь вода намного менее прозрачна, чем воз-
дух). Там зрачок дельфина сильно расширяется, и свет
попадает в глаз через всю роговицу — и через ее упло-
щенные края, и через центральную, выпуклую часть,
чтобы уловить побольше света в подводных сумерках.
Но под водой-то это не страшно: там преломления света
на роговице почти нет, и какой она формы — совершен-
но не важно.

Подведем некоторые итоги всему тому, что рассказано
об устройстве глаза дельфина. Одинаковая пригодность
его глаза для зрения и в воде, и в воздухе обеспечивается
не какой-то одной его особенностью, а изящной комби-
нацией нескольких необычных особенностей строения:
наличием в сетчатке двух зон наилучшего видения, ша-

142

ровидной формой хрусталика, благодаря которой каждая
из этих зон «смотрит» сквозь лежащий напротив нее
край роговицы; меньшей кривизной этих краевых частей
роговицы и наличием двух зрачковых отверстий, кото-
рые пропускают только тот свет, который проходит через
мало искривленную роговицу. Все это вместе и создает
уникальную конструкцию дельфиньего глаза.

Вот что, однако, еще интересно. Если у дельфина две
зоны наилучшего видения, то какая из них на самом деле
используется, чтобы в деталях рассмотреть какой-либо
предмет? Иначе говоря, что считать для этого животного
направлением взора: то, в котором «смотрит» передняя
зона наилучшего видения, или то, куда «смотрит» за-
дняя? Оказалось, и то и другое. То есть у дельфина могут
быть сразу два направления взора, а может использовать-
ся преимущественно одно или другое. Причем эти два
направления взора по-разному используются под водой
и на воздухе. Если дельфин поднимает голову над по-
верхностью воды, чтобы рассмотреть какой-то надвод-
ный предмет - - например, человека, стоящего у края
бассейна, то он повернет голову так, чтобы объект его
интереса оказался прямо перед ним. При этом человеку,
в свою очередь, очень хорошо видно, что на него устави-
лись оба глаза дельфина, от которых линия взора прохо-
дит немного ниже рострума. Ясно, что в данном случае
рассматриваемый человек оказывается в передней зоне
наилучшего видения. А вот если под водой дельфин за-
интересовался, например, подплывшим к нему аквалан-
гистом и хочет рассмотреть его получше, то он повернет-
ся к человеку боком и будет рассматривать его не двумя,
а одним глазом. При этом человек окажется в задне-бо-
ковой зоне наилучшего видения.

Значит ли это, что передняя зона наилучшего виде-
ния предназначена только для надводного, а задне-
боковая - - только для подводного зрения? Вовсе нет.
В иных ситуациях и под водой очень эффективно ис-

143

пользуется передняя зона. Ведь она направлена туда, ку-
да движется животное. А для быстро движущегося дель-
фина пространство впереди по ходу движения всегда
представляет собой зону повышенного интереса, ведь
именно там чаще всего появляется что-то новое; именно
туда надо смотреть особенно внимательно. Тут уж глав-
ную роль играет именно передняя зона наилучшего ви-
дения.

И в заключение несколько слов о зрительных способ-
ностях разных дельфинов и других китообразных, о том,
насколько острое у них зрение. Выше мы описывали, как
измеряется острота зрения в экспериментах на специаль-
но обученных дельфинах. Но такие детальные измерения
можно выполнить не на любом виде: они требуют дли-
тельного содержания животного в неволе и продолжи-
тельного предварительного обучения, а условия для это-
го есть не всегда. Можно ли найти более простой и до-
ступный метод? Оказывается, можно. Для этого нужно у
погибшего дельфина извлечь сетчатку глаза, сделать из
нее — так, как описано выше, — препарат, который по-
зволит под микроскопом увидеть нервные клетки сетчат-
ки, и подсчитать, сколько таких клеток приходится на
единицу площади сетчатки, то есть какова плотность
расположения клеток. Зная плотность клеток, можно
рассчитать, на каком расстоянии друг от друга находятся
соседние клетки: чем плотнее они расположены, тем это
расстояние меньше. А расстояние между соседними
нервными клетками сетчатки как раз и определяет в зна-
чительной степени остроту зрения: если расстояние ма-
ленькое, то клетки могут передать информацию о мелких
деталях изображения; если расстояние большое, то воз-
можна передача информации только о более крупных
деталях. Дело обстоит примерно так же, как в фотоаппа-
рате: если он заряжен мелкозернистой пленкой, то изо-
бражение получается лучше, а если пленка крупнозер-
нистая, то изображение похуже, погрубее. Разумеется,

144

для лучшей остроты зрения, как и для качественной фо-
тографии, нужна не только «мелкозернистая» сетчатка,
но и хорошая фокусировка; но мы уже выяснили, что с
этим у дельфинов все в порядке, так что по «зернистос-
ти» (т. е. плотности нервных клеток) сетчатки неплохо
можно оценить остроту зрения.

Об остроте зрения у дельфинов-афалин мы уже гово-
рили выше: у них острота зрения была измерена непо-
средственно по их поведенческим реакциям на зритель-
ные изображения-решетки. Напомню: получилась ост-
рота зрения около 9 угловых минут в воде и 12 минут в
воздухе. А что показали расчеты, основанные на плот-
ности нервных клеток сетчатки? Ровно столько же! Так
что можно считать: метод оценки остроты зрения у дель-
финов по плотности клеток в сетчатке успешно прошел
проверку, и следует использовать его для других дельфи-
нов и китов, для которых прямых экспериментальных
измерений нет.

И вот что получилось. У большинства дельфинов и
китов острота зрения примерно такая же, как у афалины,
то есть 9—10 угловых минут в воде и соответственно 12—
13 минут в воздухе. Это чуть похуже, чем, например, у
кошки, но в общем совсем неплохо. У многих наземных
животных острота зрения находится примерно на том же
уровне -- у одних получше, у других похуже. Только у
обезьян и человека острота зрения намного лучше -
около 1 минуты, но это за счет того, что зона наилучшего
видения сжата в очень маленькое пятнышко. Конечно, и
для дельфинов, и для других животных, и для человека
речь идет о максимальной остроте зрения, то есть об ост-
роте зрения в зоне наилучшего видения; в других частях
поля зрения она хуже. Так что в целом зрение у китооб-
разных вполне приличное.

Есть, однако, и исключения. Некоторые китообраз-
ные, а именно речные дельфины, имеют значительно
худшую остроту зрения. Например, у амазонского речно-

145

го дельфина (животное, обитающее в реках Южной Аме-
рики) острота зрения оказалась в несколько раз хуже,
чем у других собратьев: они могут различать детали изо-
бражения размером примерно в 40—50 угловых минут, то
есть почти в целый угловой градус. Это происходит пото-
му, что эти амазонские дельфины обитают в речных во-
дах, которые всегда несут массу взвешенных частиц ила,
глины, песка. Поэтому вода там очень мутная, почти
непрозрачная. Вода вообще намного менее прозрачная
среда, чем воздух, но в воде Амазонки нельзя ничего рас-
смотреть на расстоянии больше чем несколько десятков
сантиметров, иногда и того меньше. Но если рассматри-
ваемый предмет находится на расстоянии 20—30 см, то
один угловой градус соответствует величине предмета
или детали всего лишь в полсантиметра или меньше, то
есть можно различить достаточно мелкие детали. Значит,
зрение речного дельфина вовсе не такое уж плохое; оно
просто приспособлено к рассматриванию предметов на
очень близком расстоянии, поскольку на большем рас-
стоянии все равно ничего не видно.

Кстати, амазонский дельфин отличается от других ки-
тообразных не только худшей остротой зрения, но и еще
одной особенностью. У него не две зоны наилучшего ви-
дения, как у других китообразных, а только одна. То есть
как у всех наземных млекопитающих? -- спросите вы.
Нет, не совсем так, потому что эта зона находится не в
центре, а в верхней части поля зрения — ни у какого дру-
гого животного из числа млекопитающих такого нет. А
все дело в том, что очень мутная, малопрозрачная речная
вода не только «размывает» изображения предметов, но
и сильно поглощает свет. В такой воде уже на глубине не-
скольких метров полная темнота. Если что-то и можно
разглядеть, то только в самом поверхностном слое, где
свет еще не успел поглотиться частицами мути. Вот глаз
амазонского дельфина и оказался построенным таким

146

образом, что зона наилучшего видения смотрит вверх,
туда, где побольше света.

Ну а теперь самое время вернуться к полусерьезному
вопросу о том, сколько глаз у дельфина. С одной сторо-
ны, вроде бы два глаза, как и положено любому нор-
мальному зверю. А с другой стороны --у дельфинов
(если не считать амазонского) каждый глаз как бы удво-
ен: в нем две зоны острого зрения, два зрачковых от-
верстия, которые смотрят в две разные стороны, два на-
правления взора. Так что два дельфиньих глаза иногда
работают как четыре. Получается, что вопрос-то был не
совсем глупый.

Глава десятая
ГДЕ У ДЕЛЬФИНА УШИ?

Всякая вешь есть форма проявления
беспредельного разнообразия.

Козьма Прутков

Довольно уж мы поговорили о дельфиньих глазах.
Пора заняться и его ушами. Однако где же у дельфина
уши? Когда мы рассматривали строение тела дельфина,
то как-то совсем забыли сказать что-нибудь о его ушах.
Глаза на своем месте, как обычно. Ноздрей хоть и нет на
привычном месте, но вместо них есть дыхало, А вот ушей
не видно совсем.

Уши у дельфина, конечно, есть. И притом прекрас-
ные уши, обеспечивающие ему тончайший слух. Но сна-
ружи их действительно совсем не видно. Ведь то, что в
просторечии обычно называют ухом, это только часть
нашего органа слуха, и притом не самая важная — ушная
раковина. Служит она для того, чтобы, как рефлектор,
собирать и фокусировать звуковые волны, направляя их

148

в слуховой проход — трубочку, ведущую уже собственно
к органу слуха, где звуковые волны и улавливаются спе-
циальным приемником.

Конечно, ушная раковина — хоть и не основная, но
тоже очень важная часть органа слуха. Во-первых, кон-
центрируя звуковые волны, она повышает чувствитель-
ность слуха. Во-вторых, она помогает определить на-
правление на источник звука: вспомните, как двигаются,
отыскивая источник звука, ушные раковины кошки или
собаки.

Но у дельфина ушной раковины нет совсем. Более то-
го, у него нет и ушного прохода — той трубки, которая у
других животных проводит звук непосредственно к орга-
ну слуха. На голове дельфина трудно заметить какие-ли-
бо отверстия в том месте, где у других животных откры-
вается слуховой проход. Можно увидеть, однако, кро-
шечную, едва заметную точку в том месте, где могло бы
быть слуховое отверстие. Это след слуховых проходов,
которые имелись у древних наземных предков дельфи-
нов, но полностью заросли, закрылись у существующих
ныне.

Так что если у дельфина и есть уши, то они полностью
упрятаны, замурованы внутри головы. Но тогда как же
он слышит, если у него нет даже слуховых проходов, и
почему он лишен такого полезного устройства, как уш-
ная раковина?

Ответ прост. Ни ушная раковина, ни даже слуховой
проход дельфину не нужны. Для животного, обитающего
в воде, они просто бесполезны. А все дело в физических
особенностях воды, воздуха и тканей тела животного,
точнее, в их акустических свойствах как проводников
звука.

Наверное, всем известно, что звук — это очень быст-
рые (с частотой от нескольких десятков до десятков ты-
сяч колебаний в секунду) упругие колебания, которые
волнообразно распространяются в воде, воздухе или дру-
гом веществе. Но упругие свойства разных веществ очень
сильно различаются. Воздух — очень «мягкая» среда: его

149

можно заметно сжать, приложив даже относительно не-
большое усилие. Жидкости, в том числе вода, намного
более «жесткие» среды: можно приложить к воде очень
большое давление, но объем ее заметно не изменится. В
школьных учебниках даже пишут, что вода несжимаема.
Это, конечно, не совсем точно: если бы вода была совсем
несжимаема, то упругие волны, в том числе звук, совсем
не могли бы в ней распространяться, а на самом деле
звук распространяется в воде очень даже хорошо. Но
действительно сжимаемость воды в тысячи раз меньше,
чем воздуха. Поэтому хотя основной принцип возникно-
вения звуковых волн в воде и в воздухе совершенно оди-
наков, но по своим характеристикам волны в этих двух
средах различаются очень сильно.

Ну а что касается тканей нашего тела, то ведь они в
значительной степени состоят из воды, поэтому акусти-
ческие свойства живых тканей очень близки к свойствам
воды, то есть значительно отличаются от свойств воздуха.

Поэтому когда звук, распространяющийся в воздухе,
достигает поверхности нашего тела - - намного более
жесткого, чем воздух, — он как бы наталкивается на пре-
пятствие. Звук практически не проникает внутрь тела, а
почти полностью отражается от него. Естественно, что
если бы орган слуха был полностью спрятан внутри на-
шего тела, то звук не мог бы его достигнуть. Поэтому нам
(как и всем животным, живущим в воздушной среде) не-
обходим слуховой проход — специальный, заполненный
воздухом канал, по которому звук беспрепятственно
проводится прямо до органа слуха. Там специальная
мембрана — барабанная перепонка — отзывается вибра-
цией на приходящие звуковые волны и передает эти ко-
лебания дальше по назначению.

Но и способность звука отражаться от тканей тела то-
же с пользой используется нашим организмом: именно
благодаря такому отражению ушная раковина может ра-
ботать как хороший рефлектор. Форма ушной раковины
такова, что звук, отраженный от ее внутренней поверх-

150

ности, фокусируется, концентрируется как раз в области
слухового отверстия.

Совершенно иная ситуация создается в воде. Посколь-
ку акустические свойства воды и тканей тела очень близ-
ки, звуковые волны, распространяющиеся в воде, почти
«не замечают» границы между водой и телом животного,
они свободно проникают прямо внутрь живых тканей.
Под водой тело животного становится практически
«прозрачным» для звука! А раз так, то не нужен никакой
специальный канал для подведения звуковых волн к ор-
гану слуха: волны приходят к нему прямо сквозь тело.
Ушная же раковина становится попросту бесполезной:
ясно, что если она прозрачна для звуковых волн, то не
может их отражать, не может выполнять роль рефлектора.

Вот почему на поверхности тела дельфина мы не ви-
дим ни ушной раковины, ни отверстий слуховых прохо-
дов. Животное прекрасно обходится без них.

Но, как оказалось, нечто, выполняющее роль слухо-
вых проходов, у дельфинов все же есть. Но на обычный
слуховой проход, какой мы видим у себя или у нашей
кошки, или собаки, это ни капельки не похоже. Я уже го-
ворил, что по способности проводить звук ткани живого
тела довольно похожи на воду. В общем-то, это верно, но
все-таки живые ткани — не совсем вода, и у разных тка-
ней — кожи, мышц, кости — свойства заметно различа-
ются. Так что какие-то ткани проводят звук лучше, а ка-
кие-то хуже. А нельзя ли из тех тканей, которые проводят
звук лучше, чем другие, соорудить такой звуковод, канал
для проведения звука, чтобы звук попадал к органу слуха
легче и с наименьшими потерями? Выяснилось — мож-
но. И такой звуковод в голове дельфина есть. Но распо-
ложен он... Готов поспорить: тот, кто раньше не читал и
не слышал об этом, сам ни за что не догадается, где уст-
роен звуковод в дельфиньей голове. Оказалось — в ниж-
ней челюсти!

А впрочем, если посмотреть на это непредвзято, поче-
му бы и нет? Нижняя челюсть занимает очень выгодное
положение, чтобы устроить звуковод именно в ней. Че-

151

люсти дельфина вытянуты довольно далеко вперед, по-
этому звук, приходящий к нему спереди (а для любого
животного это самое важное направление), первым де-
лом достигает челюстей. А нижняя челюсть и у дельфи-
на, и у других животных, и у нас с вами прикрепляется к
черепу как раз под тем местом (оно называется барабан-
ной костью), где и расположен орган слуха. Так что уст-
роить там звуковод — прямой резон.

Кость нижней челюсти у дельфина полая внутри, и
этот полый канал заполнен особым жироподобным ве-
ществом, которое является прекрасным проводником
звука. Таких каналов, конечно, два — в правой и левой
стороне челюсти, и подходят они соответственно к пра-
вому и левому уху. Передний конец каждого каната по-
чти выходит на наружную поверхность челюсти, и в этом
месте кость настолько тонкая, что она совсем не мешает
звуку попадать из воды через кожу и тонкую кость внутрь
этого канала. Понятно, почему это место на поверхности
челюсти называют акустическим окном. А попав во вну-
тричелюстной канал, звук почти без потерь распростра-
няется до заднего конца этого канала, который подводит
звук прямо к барабанной кости, к органу слуха. Хоть та-
кая конструкция и представляется на первый взгляд не-
сколько странной, но работает безотказно.

Вот уж и вправду удивительный зверь наш дельфин:

Этот зверь макушкой дышит,
Подбородком звуки слышит...

Глава одиннадцатая
КАК ПРОВЕРИТЬ СЛУХ У ДЕЛЬФИНА

Многие вещи нам непонятны не потому,
что наши понятия слабы; но потому, что сии
вещи не входят в круг наших понятий.

Козьма Прутков

Что же способен услышать дельфин такими необычно
устроенными ушами? Оказалось, очень многое. Но
прежде чем перечислять, на что способен и на что не
способен слух этого животного, имеет смысл вкратце
рассказать о том, как можно узнать про слуховые способ-
ности дельфина. Это ведь не очень просто.

Когда пациент приходит к ушному врачу, тот обычно
определяет остроту слуха пациента просто: очень тихо
произносит разные слова и просит их повторять. Если
пациент хорошо слышит все слова, произносимые вра-
чом, и безошибочно их повторяет, значит, со слухом у
него все в порядке. Если пациент что-то недослышал и
повторить не может - слух неважный. Иногда врач

153

пользуется специальным прибором — аудиометром, ко-
торый издает звуки строго определенной высоты и
громкости, а пациент сообщает, какие звуки он слышит,
а какие — нет. В любом случае врач по ответу пациента
узнает, что тот смог, а что не смог расслышать.

Но с животным, в том числе с дельфином, такой спо-
соб не пройдет. Животное ведь не сможет сказать челове-
ку, что именно он услышал: мы уже выяснили, что разго-
варивать с ними на их языке люди еще не научились, а
дельфины на человечьем языке -- и подавно. Так что
приходится действовать хитрее. Тем не менее есть много
способов узнать, что слышит дельфин.

Один способ очень похож на тот, который использо-
вался при исследовании зрительных способностей.
Нужно обучить дельфина совершать определенное дей-
ствие — например, нажать челюстями на опущенную в
воду педаль или на мячик — в ответ на определенный
сигнал. Только сигнал на этот раз будет не зрительный, а
звуковой. Наберемся терпения и потренируем дельфина
как следует, чтобы в ответ на звуковой сигнал он совер-
шал нужное движение без осечки. А когда эта цель до-
стигнута, начнем менять какие-то свойства звука, напри-
мер делать его все более и более тихим. До поры до вре-
мени это никак не влияет на поведение дельфина: он
по-прежнему в ответ на каждый сигнал подходит к педа-
ли и нажимает ее (конечно, за каждый такой правильный
поступок он получает в награду рыбку, чтобы интерес к
работе не угас). Но вот убавили громкость звука еще не-
много, и, несмотря на свое желание заработать очеред-
ную рыбку, дельфин начинает ошибаться, пропускает
сигналы. Сделали звук еще потише, и животное совсем
перестало его замечать. Значит, мы достигли той пре-
дельно низкой громкости, при которой дельфин еще мо-
жет уловить звук. Эта минимальная громкость называет-
ся порогом слышимости. Найдя эту величину, можно
сравнить ее с тем, что получается в таких же испытаниях

154

у других животных или у человека, и оценить, насколько
хорош или плох слух дельфина.

Определение пороговой громкости - - это пример,
поясняющий основной принцип определения свойств
слуха по поведению животного. Ясно, что таким же спо-
собом можно исследовать не только чувствительность,
но и другие, самые разные возможности слуха. Это дела-
ют, меняя разные свойства звука и устанавливая, при ка-
ких условиях животное способно услышать звук, а при
каких — нет.

Можно, например, менять частоту звуковых колеба-
ний (от нее зависит то свойство звука, которое мы назы-
ваем высотой) — делать ее все более и более высокой;
когда частота звуковых колебаний станет слишком уж
высокой, они перестанут восприниматься слуховой сис-
темой, и поведение обученного дельфина тотчас «доло-
жит» нам об этом. Так можно установить, какую пре-
дельную частоту звуковых колебаний способен слышать
дельфин — это тоже важнейшая характеристика слуха.

Более того, можно определить, насколько хорошо жи-
вотное не только воспринимает, но и различает звуки.
Например, опустим в воду два источника звука (такие
подводные излучатели звука называют гидрофонами) и
сделаем так, чтобы один из них издавал звук более высо-
кого тона, а другой — более низкого. Научим дельфина в
ответ на звук подходить всегда к тому гидрофону, кото-
рый издает, например, более высокий звук (можно и на-
оборот, это совершенно не важно). Пока разница в то-
нальности звуков от одного и от другого гидрофона до-
статочно велика, дельфин безошибочно выбирает тот,
который нужно. Начнем уменьшать эту разницу — звуки
от двух источников становятся все более и более близки-
ми по тональности, более похожими друг на друга. Если
уменьшить различие между звуками до определенного
предела, то дельфин уже не сможет разобрать, к какому
из двух гидрофонов надо подходить, начнет путаться,

155

действовать наугад. Значит, мы определили то мини-
мальное различие между звуками, которое животное еще
улавливает, — это различие и есть точная мера его спо-
собности различать звуки. Понятно, что таким же точно
способом можно измерить, как дельфин различает звуки
не только по высоте, но и по громкости, тембру, по лю-
бым другим свойствам.

Какие именно слуховые возможности дельфинов ис-
следовались и что при этом получилось, об этом речь
пойдет немного позже. А сейчас посмотрим, нет ли более
удобного и эффективного способа исследовать слуховые
возможности дельфинов. Ведь предварительная дресси-
ровка, которая требуется для исследования слуха опи-
санным выше способом, — это очень трудоемкое и дол-
гое занятие, да и вся последующая процедура измерения
требует от исследователя бездны терпения и упорства.
Это ведь только на первый взгляд все выглядит так прос-
то и ясно: подошел дельфин к гидрофону или педали -
значит, слышит; не подошел — не слышит. В реальности
все намного сложнее. Он может подойти к педали и не
расслышав звука, просто случайно либо на всякий слу-
чай — вдруг получит награду. А может и расслышать, но
не подойти: отвлечет его что-то или задумается о чем-то
своем, о дельфиньем. Чтобы из хаоса таких случайностей
выделить «чистые», заслуживающие доверия сведения,
нужны многократные пробы, повторения, результаты
которых будут потом обработаны методами статистики.
А тут новые сложности: повторили несколько раз сигнал,
каждый раз поощряя дельфина рыбкой, и он уже сыт, да
и надоело ему повторять одно и то же — больше работать
сегодня он не хочет. А то просто окажется в дурном на-
строении (с подружкой поссорился или с приятелем по-
дрался) и не захочет работать: звук явно слышимый, а
дельфин, как обиженный ребенок, уткнулся носом в угол
и не желает подходить к педали. Эксперимент насмарку,
и нужно ждать, пока испытуемый снова захочет работать

156

активно. Иногда для проведения одной серии измерений
требуются месяцы и годы. Может быть, можно приду-
мать такой способ, чтобы измерения проводить побыст-
рее и не зависеть от капризов животного? Оказывается,
можно. Этот способ основан на регистрации электриче-
ских сигналов мозга.

Мозг состоит из миллиардов нервных клеток. А рабо-
та любой из них сопровождается появлением вокруг нее
электрических токов. Каждая нервная клетка — это ми-
ниатюрный электрический генератор. Всякий раз, когда
к клетке приходят сигналы от других клеток, а она, в
свою очередь, передает этот сигнал дальше, в ней на
мгновение вспыхивает сложная цепочка электрохимиче-
ских реакций, и вокруг клетки возникает электрический
разряд. Мощность этого разряда микроскопически мала:
ведь сам генератор разряда — клетка — размером в ты-
сячные доли миллиметра. Чтобы уловить электрический
ответ одной такой клетки, нужно ввести в мозговую
ткань тончайший электрод и подвести его к клетке
вплотную, на расстояние опять же не больше чем тысяч-
ные доли миллиметра, а к этому электроду подключить
специальный высокочувствительный электронный уси-
литель, способный почувствовать микроскопически сла-
бый клеточный разряд. В принципе современная экспе-
риментальная и хирургическая техника вполне позволя-
ют выполнить такую процедуру, причем не причиняя
животному боли и других неприятностей. Но на высоко-
организованных животных, в том числе на дельфинах,
такие эксперименты никогда не проводятся: ведь введе-
ние любого инструмента или электрода в святая святых —
в мозг животного — может быть небезопасно для его здо-
ровья, да и с этической точки зрения такие действия
выглядят не очень-то достойно. К счастью, это и не обя-
зательно. Есть способы, которые позволяют зарегистри-
ровать электрические сигналы мозга совершенно без-
опасно и безболезненно.

157

Если животное воспринимает какой-нибудь сигнал,
например слышит звук, то при этом практически одно-
временно срабатывают не одна и не несколько, а тысячи
тех нервных клеток, которые имеют отношение к восп-
риятию и анализу этого сигнала. Электрические ответы
всех этих нервных клеток складываются, и в результате
возникает электрический ответ мозга, намного более
мощный, чем ответ каждой из клеток в отдельности. Воз-
никающий при этом электрический ток, пройдя сквозь
ткань мозга, кости черепа, мышцы и кожу, может до-
стичь поверхности тела. А это значит, что достаточно
приложить к поверхности головы простые металличе-
ские контакты-электроды, соединенные проводами с
чувствительным усилителем электрических сигналов, и
будет зарегистрирован электрический ответ мозга на зву-
ковой сигнал.

Конечно, когда мы говорим об электрическом ответе
мозга, что он намного более мощный, чем разряд одной
клетки, нужно иметь в виду, что значит «мощный». Нас
ведь не «трясет» электрическим током, возникающим в
собственной нашей голове, всякий раз, когда мы
что-нибудь увидели или услышали. Сильным этот ток
может казаться только по сравнению с микроскопиче-
ски слабым ответом одной нервной клетки, но это дей-
ствительно ничтожно слабый электрический ток. А те
отголоски электрических процессов в глубине мозга,
которые достигают поверхности тела, еще более слабы.
Электрические напряжения, возникающие на поверх-
ности головы человека или дельфина, составляют мил-
лионные доли вольта, а то и меньше —- это в десятки
миллионов раз меньше, чем нужно, чтобы зажечь лам-
почку карманного фонарика. Но современным элек-
тронным измерительным приборам такие напряжения
вполне доступны.

Нужно подчеркнуть специально: электрические на-
пряжения и токи, возникающие на поверхности головы

158

при действии разнообразных сигналов, не являются ре-
зультатом подключения электродов и электронной аппа-
ратуры, они не создаются этими приборами, а существу-
ют сами по себе. Электроды и усилитель электрических
сигналов нужны только для того, чтобы уловить эти сиг-
налы и сделать их доступными для наблюдения.

Но ведь звуковые, зрительные и другие сигналы воз-
действуют на органы чувств животных и человека посто-
янно. Значит, мозг любого существа, в том числе и наш,
непрерывно вырабатывает электрические сигналы? Да,
именно так. Все время и при любых обстоятельствах -
работаем мы или отдыхаем, двигаемся или спим — на по-
верхности нашей головы переливается невидимая карти-
на электрических напряжений — продукт работы нашего
мозга. Но мы совсем не замечаем этого и не ощущаем
воздействия тока, потому что эти сигналы, даже если они
создаются работой миллионов нервных клеток, все равно
чрезвычайно слабы. Узнать о существовании этих элект-
рических сигналов можно только с помощью высокочув-
ствительных приборов.

Впрочем, если мы хотим уловить электрические отве-
ты мозга на какие-то сигналы, например звуковые, то
иметь высокочувствительную аппаратуру — это еще пол-
дела. Ведь помимо тех нервных клеток, которые реагиру-
ют на звуковой сигнал, в это же время работают и гене-
рируют электрические токи миллионы других клеток
мозга, которые заняты совсем другими делами. Да еще,
помимо клеток мозга, в организме есть множество дру-
гих источников электрических токов, в том числе и более
мощных, чем нервные клетки, например мышцы; при
любом движении они тоже работают как электрические
генераторы. Все это создает такую какофонию разнооб-
разных электрических шумов, что интересующий нас от-
вет на звуковой сигнал совершенно в ней потеряется. И с
этим ничего не сможет поделать даже самый высокочув-
ствительный усилитель: ведь он «не знает», каков источ-

159

ник того или иного электрического потенциала, и поэто-
му одинаково добросовестно усиливает и ответ мозга на
звуковой сигнал, и маскирующие его помехи.

Так что, помимо высокочувствительных электронных
усилителей, для выявления этих ответов приходится ис-
пользовать и специальную компьютерную технику, кото-
рая позволяет сделать, казалось бы, невозможное: элект-
рические ответы мозга, полностью «утонувшие» в массе
посторонних шумов, она очищает и выделяет настолько,
что эти ответы можно не только обнаружить, но и точно
измерить. Основная идея, которая при этом использует-
ся, довольно проста. Чтобы выявить ответ мозга на ка-
кой-то сигнал, нужно повторить этот сигнал сколько-то
раз — иногда достаточно повторить его раз десять, а по-
рой приходится сделать сто или тысячу повторений. При
этом компьютер должен точно «знать», в какие именно
моменты времени подаются звуковые сигналы. Компью-
тер анализирует электрические токи мозга и сравнивает
их с моментами подачи звуковых сигналов. Если ка-
кие-то колебания электрического напряжения регулярно
появляются каждый раз через определенный интервал
времени после очередного звукового сигнала, значит,
этот всплеск напряжения не случаен, это — ответ мозга
на звук. А те колебания напряжения, которые возникают
нерегулярно и вне связи со звуковыми сигналами, оче-
видно, никакого отношения к реакции мозга на звук не
имеют, они должны быть отсеяны. Так, фрагмент за
фрагментом анализируя электрические потенциалы пос-
ле повторяющихся звуковых сигналов, компьютер ре-
конструирует истинную форму электрического ответа
мозга на звук. Результат может быть весьма впечатляю-
щим. Из совершенно хаотических и беспорядочных ко-
лебаний электрического напряжения, в которых совер-
шенно невозможно рассмотреть хоть что-нибудь осмыс-
ленное, хоть какую-нибудь связь со звуковым сигналом,
компьютер выделяет четкий электрический ответ, в ко-

160

тором несколько всплесков электрического напряжения
отражают ответы нескольких отделов мозга на звук.

Иногда, правда, и этого оказывается недостаточно -
когда ответы мозга на звук очень уж слабы, малы по ве-
личине возникающих электрических сигналов, напри-
мер тогда, когда нужно уловить ответы на очень слабые
звуковые сигналы. В этих случаях даже описанная про-
цедура выделения ответа из шума может не дать ясной
картины: то ли есть едва заметный ответ, то ли нет. Тогда
приходится задавать компьютеру дополнительную, более
сложную задачу: в получившейся не очень вразумитель-
ной картине электрических потенциалов, содержащей
ответ мозга и посторонние шумы, отыскать по специаль-
ной программе те небольшие колебания, форма которых
характерна именно для ответов мозга. Таким способом
можно уловить ответы совсем слабенькие.

Однажды я сам даже удивился, насколько чувстви-
тельным может быть такой метод. Нужно было зарегист-
рировать ответы мозга дельфина на очень слабые звуко-
вые сигналы, да притом еще, когда дельфин находился
не на поверхности воды, а под водой. А морская вода -
хороший проводник электричества, поэтому для элект-
рических токов мозга, достигающих поверхности тела,
она создает там нечто вроде короткого замыкания — раз-
ницы в электрических потенциалах на разных точках те-
ла почти нет. Когда использовали всю возможную техни-
ку для выделения ответов мозга из шумов, то оказалось,
что можно уловить ответы примерно в одну стомиллион-
ную долю вольта (миллиардную часть какой-либо едини-
цы измерения обозначают приставкой «нано-»; стало
быть, ответы были величиной в 10 нановольт). Мне даже
не сразу пришло в голову, с чем же можно сравнить та-
кую величину электрического напряжения. Но посколь-
ку дело происходило на островке посреди Тихого океана,
то сравнение все же довольно быстро нашлось. Пред-
ставьте себе, что на противоположных берегах Тихого

6 Супин «Этот ... дельфин»

161

океана опустили в воду два электрода: один где-нибудь в
Сан-Франциско или в Мексике, другой — во Владивос-
токе или в Японии. К этим электродам приложим такое
же напряжение, которое дает обычная батарейка, — это
немного больше одного вольта. И предположим, что это
напряжение равномерно распределилось бы по всему
расстоянию примерно в 10 тысяч километров (на самом
деле напряжение не распределится равномерно, но для
иллюстрации можно предположить, что это именно так;
литературный жанр допускает такую вольность, ведь и
подключать батарейку к противоположным берегам оке-
ана никто не собирается). Так вот, если бы напряжение в
один вольт равномерно распределилось бы по всей ши-
рине океана, то у нашего дельфина, болтающегося как
раз посредине этого океана, перепад напряжения между
точками тела, к которым приложены электроды, было бы
несколько десятков нановольт.

Так что метод регистрации электрических сигналов
мозга — очень чувствительный способ, от него не скро-
ется никакой, даже самый слабенький ответ мозга на
звук. Если уж ответ возник, его можно надежно обна-
ружить.

Такая регистрация электрических ответов мозга и яв-
ляется тем средством, которое позволяет быстро и точно
определить, слышит ли дельфин какой-то звук или нет.
Есть ответ — значит звук воспринимается, дельфин слы-
шит его. Нет ответа — значит, звук неслышим. Теперь
можно, как и в опытах с обученными дельфинами, ме-
нять самые разные параметры звуков и определить, при
каких условиях звук слышим, а при каких — нет, то есть
выяснить, каковы слуховые способности дельфинов.

Конечно, вся эта техника — электронные усилители
электрических сигналов, компьютеры и прочее — нем-
ножко сложнее, чем опущенная в воду педаль или ша-
рик, которые нужны только для проведения эксперимен-
тов на обученных дельфинах (про аппаратуру для созда-

162

ния необходимых звуковых сигналов я не говорю,
потому что она также нужна для всех способов исследо-
вания слуха). Но результат стоит всех этих хлопот и за-
трат. Не нужно специально обучать и тренировать дель-
фина, не нужно проводить длительных экспериментов, в
которых дельфин раз за разом должен выполнять одно и
то же движение в ответ на звуковой сигнал. Не нужно,
чтобы во время эксперимента дельфин всегда был в хо-
рошем рабочем настроении: электрические ответы мозга
возникают совершенно независимо от того, хочет этого
животное или нет. Неважно, сыт он или голоден, внима-
тельно слушает звуки или не обращает на них внимания
и дремлет себе потихоньку: если дельфин услышал звук,
если его мозг среагировал на этот звук, то электрический
ответ укажет на это совершенно точно. Правда, как уже
было сказано, для получения электрического ответа моз-
га каждый сигнал необходимо многократно повторять,
чтобы компьютер смог выделить этот ответ из посторон-
них шумов. Но это не беда: сигналы можно подавать до-
статочно часто — раз десять в секунду или даже чаще, так
что даже если требуется тысяча повторений, это займет
не больше одной двух-минут, и результат готов. Так что
этот метод чрезвычайно продуктивен.

Конечно, и у поведенческого метода исследования
есть свои преимущества. Дело в том, что некоторые типы
звуковых сигналов лучше вызывают электрические отве-
ты мозга, а некоторые хуже. Поэтому определенные осо-
бенности слуха дельфина никак не удается измерить с
помощью метода электрических ответов: те сигналы, ко-
торые нужны, чтобы «прощупать» эти способности,
просто не вызывают заметных ответов. Это не потому,
что метод электрических ответов недостаточно чувстви-
телен: выше мы убедились уже, что он может ощущаться
необычайно точно. Но если задача, которую должен
решить мозг дельфина, анализируя звуковые сигналы,
достаточно сложна, она «растягивается» во времени,

163

многочисленные нервные клетки мозга срабатывают не
одновременно, а каждая в свою очередь. И именно одно-
временная работа большого количества нервных клеток
может создать заметный электрический ток. Ничего не
поделаешь, идеальных методов исследования, которые
давали бы ответ на любой вопрос, нет в природе, как не
бывает лекарства от всех болезней. По поведению же
дельфина, проявив достаточное терпение, всегда можно
определить, что звуковой сигнал услышан, проанализи-
рован и опознан. Так что лучше всего, конечно, не отка-
зываться ни от одного из методов, а по возможности гар-
монично сочетать использование того и другого, тогда
уж не прогадаем.

Глава двенадцатая
МНОГО ЛИ МОЖЕТ УСЛЫШАТЬ ДЕЛЬФИН?

Никто не обнимет необъятного.
Козьма Прутков

Теперь вы в общих чертах представляете себе, как
можно исследовать свойства дельфиньего слуха. Ну и что
же получилось в результате таких исследований, что спо-
собен услышать дельфин? Оказалось, очень многое. Но
чтобы было понятно, о чем пойдет речь, нужно сначала
сказать несколько слов об основных величинах, которы-
ми измеряются свойства звуков.

Мы уже говорили о том, что звук — это упругие коле-
бания, волнообразно распространяющиеся в воде или в
воздухе. Колебания эти имеют довольно высокую часто-
ту: от десятков до многих тысяч колебаний в секунду.
Частота колебаний — важнейшая характеристика звука.
От нее зависит такое свойство звука, которое мы называ-
ем высотой: если частота колебаний низка, то звук вос-

165

принимается как низкий, басовый; чем больше частота
колебаний, тем выше, тоньше звук. Поэтому для качест-
ва слуха очень важно, какой диапазон частот звуковых
колебаний доступен для восприятия: чем этот диапазон
шире, тем большее допустимое разнообразие высоты
звука, тем ярче, многообразнее воспринимаемая звуко-
вая палитра.

Считается, что диапазон звуковых частот, доступный
уху человека, — от 20 до 20 тысяч колебаний в секунду.
Это некоторое округление, причем округление в сторону
оптимистических оценок: даже люди с очень хорошим
слухом (обычно молодые) имеют предел воспринимае-
мых звуковых частот 18—19 тысяч колебаний в секунду, а
для людей пожилого возраста -- 12—15 тысяч — очень
неплохой результат. Если же частота колебаний выше 20
тысяч в секунду, то человеческое ухо совсем не воспри-
нимает их, это за пределами наших возможностей.

Много это или мало по сравнению с другими сущест-
вами? В общем, неплохо. Есть животные (например, ля-
гушки), которые способны воспринимать звуковые ко-
лебания с частотой не больше чем несколько сотен в се-
кунду. Но у многих животных, особенно некрупных,
доступный диапазон звуковых частот чуть шире: даже
кошки и собаки могут воспринимать звуки с частотой
колебаний, приближающейся к 30 тысячам в секунду, так
что можно подзывать собаку звуками специального сви-
стка, которые неслышны для человеческого уха, — это
хорошо известно. Мелкие зверьки тоже могут «разгова-
ривать» между собой на звуковых частотах повыше, чем
доступные человеку. Есть в животном мире и существа с
выдающимися слуховыми способностями, например ле-
тучие мыши, которые способны воспринимать звуки с
частотой, приближающейся к 100 тысячам в секунду. Од-
нако крупные животные, сравнимые по величине с чело-
веком или с дельфином, все же имеют слуховой диапазон
поскромнее — примерно такой, как у человека.

166

Но по способности воспринимать высокочастотные
звуки ни одно животное не может сравниться с дельфи-
нами. Многие виды дельфинов способны воспринимать
звук с частотой почти 150 тысяч в секунду! Это примерно
в 10 раз выше, чем у человека.

Причем дельфин способен не просто хоть как-нибудь
слышать такие высокочастотные звуки; он слышит их
прекрасно. Ухо его вообще очень чувствительно (об этом
мы еще специально поговорим чуть позже), но наиболее
восприимчиво оно именно к высокочастотным звукам,
примерно от 30 до 100 тысяч колебаний в секунду (для
сравнения: ухо человека наиболее чувствительно к зву-
кам с частотой 2—5 тысяч колебаний в секунду). Более
того, дельфин не только прекрасно слышит такие высо-
кочастотные звуки, но и превосходно их различает.
Достаточно, чтобы частота звука изменилась на доли
процента или чтобы громкость звука изменилась на не-
сколько процентов, и дельфин тотчас это обнаружит, то
есть, например, он прекрасно различает звуки с частотой
100 и 101 тысяча колебаний в секунду. И все это на таких
частотах звуковых колебаний, которые слуху других
животных вообще недоступны. То есть, чтобы различать
многообразие звуковых красок и оттенков, дельфину до-
ступен поистине огромный диапазон частот звуковых
колебаний. Это значит, что звуковая палитра слуха
дельфина во много раз шире, богаче, чем доступная нам
с вами.

И вот что удивительно. Мы выяснили, что способ, ко-
торым звуки достигают органа слуха, у дельфинов совсем
не такой, как у наземных животных. Это так. Но сам-то
орган слуха — его называют внутренним ухом — у них
построен, в общем, по тем же самым принципам, что и у
наземных животных. Ведь дельфины произошли от на-
земных млекопитающих, поэтому и основа конструкции
органа слуха унаследована от них же, только она приспо-
соблена к условиям обитания в воде. Но если принцип

167

конструкции органа слуха тот же самый, то как же уда-
лось достичь таких удивительных результатов: расши-
рить диапазон воспринимаемых звуковых частот чуть ли
не в десять раз по сравнению с другими млекопитающи-
ми (у которых, заметим, орган слуха тоже устроен совсем
неплохо)? Представьте себе, что инженер получил зада-
ние: не меняя принципа конструкции какой-то машины,
увеличить ее возможности в десять раз. Прямо скажем,
задачка не из легких. Но когда эволюция создавала дель-
финов, эта, казалось бы, невероятная задача оказалась
выполнимой. Как именно -- не вполне ясно и до сих
пор, хотя очень многое в особенностях конструкции уха
дельфина уже известно. Но это — достаточно сложные
детали, которые я не берусь рассматривать здесь, иначе
эта книга превратилась бы в учебник физиологии.

Следующий предмет нашего разговора - - чувстви-
тельность слуха. Чувствительность -- это способность
воспринимать достаточно слабые сигналы, тихие звуки.
Если чувствительность хорошая, то человек или живот-
ное способны уловить даже очень тихий звук. Если со
слухом не все в порядке, то, как правило, чтобы быть ус-
лышанным, звук должен быть достаточно громким — это
означает, что чувствительность слуха ухудшилась. Зна-
чит, мера чувствительности звука — это та минимальная
интенсивность звука (ее называют пороговой), которая
может быть уловлена органом слуха. Чем пороговая ин-
тенсивность ниже, тем чувствительность лучше.

Способность воспринимать не только громкие, но и
достаточно слабые звуки — очень важное свойство слу-
ховой системы. Не одному зверю спасла жизнь способ-
ность услышать легкий шорох или тихие шаги подкрады-
вающегося хищника. Не одна счастливая пара образова-
лась потому, что призывный сигнал был услышан
издалека, за несколько километров. Да и для человека
способность расслышать пришедший издалека слабый
звук бывает совсем не бесполезна.

168

Поэтому орган слуха не только у дельфинов, но и у
большинства животных и человека — очень чувствитель-
ное устройство. Интенсивность звука обычно характери-
зуют той мощностью, которую несет этот звук, падая на
площадку стандартной величины, например в 1 квадрат-
ный метр. Так вот, порог слуха человека равен примерно
одной триллионной доле ватта на квадратный метр, то
есть, если собрать такую звуковую мощность с площади в
1 квадратный метр, то наберется одна триллионная
(0,000000000001) ватта -- в триллион раз меньше, чем
потребляет лампочка карманного фонарика. Чтобы не
писать в таких цифрах огромного количества нулей и не
путаться в них, такую цифру принято записывать так:
10^-12 — это означает, что перед единицей стоят 12 нулей!
Но ведь наша ушная раковина вовсе не в квадратный
метр величиной: ее площадь примерно в 1000 раз мень-
ше. Значит, реальная мощность, которую получает наше
ухо, когда действует звук пороговой интенсивности, -
примерно 10^-15 (15 нулей перед единицей!) ватта.

Конечно, это самая малая мощность, которая может
быть едва-едва (но все же может быть!) услышана. Как
правило, мы имеем дело со звуками, интенсивность ко-
торых заметно выше этой пороговой величины. Самые
громкие звуки, которые мы способны вынести без не-
приятных и болезненных ощущений, приближаются по
мощности к 1 ватту на квадратный метр — по обычным
меркам тоже не очень-то много. Но звуки мощностью от
одной миллиардной до одной миллионной (10^-9—10^-6 )
ватта на квадратный метр — а все это ведь микроскопи-
чески малые величины — воспринимаются человеческим
ухом вполне нормально.

Но как ни высока чувствительность человеческого
уха, с дельфинами нам и по этому показателю конкури-
ровать трудно. У них чувствительность еще в несколько
десятков раз выше! Для дельфинов пороговые интенсив-
ности звука -- меньше, чем 10^-13 ватт на квадратный

169

метр. Опять же, принимая во внимание, что «акустиче-
ское окно» дельфина, как и ушная раковина человека,
собирает звуки не с целого квадратного метра, а с площа-
ди, примерно в 1000 раз меньшей, выходит, что дельфин
способен расслышать звук, если его ухо получает звуко-
вую мощность меньше чем 10^-16 ватта, может быть, чуть
больше, чем 10^-17 ватта. Нам даже представить трудно,
насколько мала эта величина: в повседневной жизни мы
обычно имеем дело с неизмеримо большими мощностя-
ми. Если бы всю эту мощность перевести в тепло и этим
теплом (без потерь!) попытаться вскипятить литровый
чайник, понадобилось бы греть его примерно квадриль-
он (10¹⁵ ) лет, а вся наша Земля примерно в сто тысяч раз
моложе.

Но услышать звук, даже очень тихий, — это еще пол-
дела. Чтобы от услышанного звука был какой-то прок,
нужно уметь звуки различать.

Уже говорилось о том, что звуки — это упругие коле-
бания определенной частоты и от этой частоты зависит
то свойство звука, которое мы называем высотой. Но
только специально созданные человеком устройства -
струна, или камертон, или электронный генератор зву-
ковых сигналов — издают звуки какой-то одной, строго
определенной частоты-высоты. Для «нормальных», при-
родных звуков такая частота тона — скорее исключение,
чем правило. Звуки естественного происхождения, как
правило, достаточно сложные. Это значит, что они пред-
ставляют собой колебания сразу нескольких или многих
частот. Этот набор частот и определяет характерную «ок-
раску», тембр звука — то, что в конечном счете и отлича-
ет шорох шагов от шелеста листьев, гудок автомобиля от
мычания (тоже ведь своего рода «гудок») коровы, голос
одной птицы от голоса другой, голос одного человека от
голоса другого. Чтобы человек или животное могли хо-
рошо отличать один звук от другого, слуховая система
должна быть способна разобраться, из каких частот со-

170

ставлена сложная звуковая смесь, то есть должна суметь
проанализировать звук, выделить из него отдельные час-
тоты звуковых колебаний и точно взвесить, какие часто-
ты представлены в сложном звуке сильнее, какие слабее,
а каких вовсе нет. Вся эта кухня называется частотным
анализом. Если слуховая система обладает хорошей спо-
собностью к частотному анализу, то перед обладателем
такого слуха открывается многокрасочная звуковая па-
литра, он может воспринимать тончайшие оттенки зву-
ковых сигналов. Если способность к звуковому анализу
неважная, то звуковые колебания разных частот не раз-
личаются, сливаются в шумовую какофонию, в которой
трудно разобрать, чем один звук отличается от другого и
что они означают. Так что есть смысл попытаться срав-
нить способности к звуковому анализу у человека и раз-
ных животных, в том числе у дельфина, — нет ли и тут
чего-нибудь интересного. Оказывается, есть.

Чтобы точно, в цифрах, оценить способность слуха к
этому частотному анализу, придумано несколько спосо-
бов. Наиболее часто используемый принцип измерения
состоит в следующем. Представим себе, что перед нами
включили звук определенной частоты; звук не очень
громкий, но и не очень уж тихий — нормальный, и мы
хорошо его слышим. Назовем этот звук пробным. А те-
перь сделаем иначе: сначала включим другой звук, более
громкий — назовем его помехой, а потом уж, на его фо-
не — тот пробный звук. Если звук-помеха не слишком
уж громкий, то, несмотря на эту помеху, пробный звук
еще слышен. Но если сделать помеху громче, еще гром-
че, то в конце концов она совершенно заглушит проб-
ный звук, и мы не сможем уверенно сказать, то ли проб-
ный звук был включен на фоне помехи, то ли не был.
Явление это называется маскировкой, и мы прекрасно
знакомы с ним в повседневной жизни: сколько раз гро-
хот проезжающего мимо грузовика или гул пролетающе-
го над головой самолета заставлял нас прерывать раз-

171

говор с собеседником, потому что на фоне этого шума
(помехи) не удавалось расслышать речь собеседника
(пробный звук).

А для наших целей, для измерения способности слуха
к частотному анализу, это довольно-таки неприятное яв-
ление оказывается полезным потому, что эффект маски-
ровки прямо зависит от того, насколько совершенен, на-
сколько тонок частотный анализ. Сделаем так, чтобы
пробный звук и помеха немного отличались по частоте
колебаний — не очень сильно, но все же отличались. Ес-
ли способность слуха анализировать звуковые частоты
неважная, то и помеха, и пробный звук сольются в одно
целое. Поэтому даже не очень сильная помеха сможет
совершенно заглушить пробный сигнал, и животное, чей
слух мы исследуем, не услышит его. Иное дело, если слу-
ховая система способна с высокой точностью анализиро-
вать звуки. Она уловит, что в сложном звуке присутству-
ют две разные частоты: одна — помехи, другая — проб-
ного сигнала. Эти частоты будут восприниматься как бы
каждая сама по себе. Поэтому эффект помехи окажется
значительно слабее, и пробный сигнал на ее фоне все
равно будет услышан. Конечно, и при хорошем слухе
можно заглушить пробный сигнал помехой, но гром-
кость помехи для этого потребуется значительно больше,
чем в первом случае.

Вот мы и получили в свое распоряжение чувствитель-
ный инструмент, позволяющий измерить способность
слуха к частотному анализу. Для этого посмотрим, как
эффективность помехи зависит от того, насколько раз-
личаются частоты помехи и пробного сигнала. Если мы
чуть-чуть изменили частоту помехи (по сравнению с
пробным сигналом) и ее действие резко ослабло, а проб-
ный звук стал слышен -- значит, способность слуха к
частотному анализу очень хорошая. Если мы меняем час-
тоты помехи, но ощутимого результата это не дает и
пробный звук остается неслышимым — значит, с частот-

172

ным анализом дело обстоит неважно. Причем результат
можно получить не «на глазок» — хорошо или плохо, а в
точных цифрах измерить, насколько должны различать-
ся частоты в сложном звуке, чтобы слуховая система мог-
ла эти частоты различать. Ну, а как определить, слышит
ли дельфин пробный звук на фоне помехи или не слы-
шит, это мы уже знаем на примере того, как измерялась
чувствительность слуха: можно установить это по пове-
дению специально для этого обученного дельфина, а
можно по электрическим реакциям мозга — все эти спо-
собы в нашем распоряжении.

И вот что получается, если измерять таким способом
способность к частотному различению у животных и че-
ловека. Слух человека может выделять разные частоты из
их «смеси», если они отличаются не меньше чем на 10—
12%; более близкие частоты сливаются и разделить их
нельзя. У многих других наземных животных способ-
ность слуха примерно такая же — порядка 10%, у кого-то
немного лучше, у кого-то хуже. А дельфины? Оказалось,
что эти животные могут раздельно слышать звуковые
частоты, различающиеся всего лишь на 3—4%. То есть
частотный анализ слуха дельфинов раза в три тоньше,
чем у человека! Согласитесь, совсем неплохой результат.
Если вспомнить, что весь частотный диапазон слуха
дельфинов чуть не в 10 раз шире, чем у человека, да в
этом диапазоне они еще способны различать в три раза
больше частотных оттенков, то можно только позавидо-
вать тому, насколько богаче звуковой мир дельфинов по
сравнению с нашим. Если вам еще не надоело читать про
уникальные возможности дельфиньего слуха, тогда мож-
но продолжить: у этого удивительного животного в запа-
се есть еще немало сюрпризов. Чтобы пояснить, о какой
еще особенности слуха пойдет речь, давайте мысленно
проведем простой эксперимент. Будем ритмично посту-
кивать по столу палочкой или карандашом. Каждый удар
вызывает короткий и четкий звук-щелчок: тук-тук-тук...

173

Следующие друг за другом щелчки слышатся раздельно,
не сливаясь друг с другом. Попробуем стучать почаще,
еще чаще. Если постараться, можно успеть сделать не-
сколько ударов в секунду. Все равно следующие друг за
другом звуки не сливаются, слышатся как ряд отдельных
щелчков. Чтобы щелчки следовали еще чаще, придется
сконструировать какой-то прибор, который будет успе-
вать издавать их не несколько раз в секунду, а несколько
десятков, может быть, сотен раз в секунду. Быстро сле-
дующие друг за другом щелчки слышатся как барабанная
дробь, при еще более высокой частоте они почти слива-
ются в ровную трель: р-р-р... Но и при частоте щелчков
20 или 30 раз в секунду мы еще слышим, что звук не
сплошной, не ровный, а пульсирующий, то есть состав-
лен из коротких импульсов. Нужно увеличить частоту
звуковых импульсов до 50—70 в секунду, чтобы они пол-
ностью слились в монотонное гудение без всяких при-
знаков пульсации.

Вот мы и определили экспериментально еще одну
важную характеристику слуха: быстродействие. Это
свойство слуха крайне важно для различения разнооб-
разных звуковых сигналов. Ведь все реальные звуковые
сигналы отличаются друг от друга не только высотой зву-
ка (то есть частотой звуковых колебаний) и интенсивно-
стью, но и тем, как они меняются во времени. Чем быст-
рее изменения, которые способна уловить звуковая сис-
тема, тем больше у нее дополнительных возможностей
для различения многообразных звуковых сигналов.

У человека, как показал только что проведенный на-
ми мысленный эксперимент, быстродействие слуха со-
ставляет 1/50—1/70 секунды, то есть изменения звука во
времени с частотой реже чем 50 в секунду еще различа-
ются, а чаще чем 70 в секунду уже неразличимы. Не пу-
тайте частоту пульсаций с частотой звуковых колебаний!
Человек слышит колебания с частотой почти до 20 тысяч
в секунду, но воспринимает их как монотонный звук и не

174

различает отдельных пульсаций звука, если их частота
больше нескольких десятков в секунду.

Итак, 50—70 пульсаций в секунду — предел различе-
ния для слуха человека, да и для многих животных тоже.
Ну, а как обстоит дело с быстродействием слуха у дель-
финов? После того как вы уже прочитали, что его слух
воспринимает в 10 раз более высокие частоты, в 10 раз
более чувствителен, чем слух человека, и в три раза луч-
ше анализирует частотный состав звуков, у вас, возмож-
но, уже есть наготове ответ: наверное, и по быстродейст-
вию слух дельфина если не в 10, то хотя бы в несколько
раз лучше человеческого? Если так, то вы почти угадали,
но не совсем. Действительно, лучше, но не в 10, а раз в
30—40! Дельфин прекрасно слышит звуковые пульсации
с частотой 1500 в секунду и способен уловить даже пуль-
сации с частотой около 2000 в секунду.

Как об этом узнали? Да все так же, регистрируя элект-
рические ответы мозга на звуковые сигналы. Если чело-
век или дельфин слышит ритмически следующие корот-
кие звуки, то электрические ответы мозга на эти сигна-
лы, естественно, возникают в том же ритме. Однако это
возможно только в том случае, если сигналы следуют не
чрезмерно часто. У человека ответы мозга могут следо-
вать за ритмом звуковых сигналов до частот 50—70 сиг-
налов в секунду; при большей частоте ответы мозга не
поспевают за ритмом сигналов и прекращаются. Обрати-
те внимание: 50—70 сигналов в секунду — это та же са-
мая частота сигналов, при которой исчезает субъектив-
ное ощущение пульсирующего звука. А у дельфинов от-
веты мозга, ничуть не ослабевая, следуют за частотой
звуковых пульсаций и 1000 и 1500 сигналов в секунду;
только когда ритм пульсаций приближается к 2000 в се-
кунду, ответы мозга «сдаются». Так что именно таков
предел быстродействия слуховой системы дельфина.

Основываясь на своем собственном повседневном
опыте, мы даже представить себе не можем, как звучит

175

окружающий нас мир, когда восприятию доступны столь
быстрые смены звуковых сигналов. Может быть, ког-
да-нибудь дельфины нам расскажут об этом.

А вот еще одна загадка дельфиньего слуха. Касается
она того, как животное определяет направление на ис-
точник звука. Это ведь тоже очень нужное качество -
способность узнавать, откуда пришел звук; именно бла-
годаря этой способности можно найти источник звука, а
ведь это может быть чем-то жизненно важным.

Способность определять направление, с которого
приходит звук, свойственна всем млекопитающим жи-
вотным и человеку тоже — мы прекрасно знаем это из
повседневной жизни. Услышав, что кто-то нас позвал,
мы оборачиваемся в нужную сторону именно потому, что
наша слуховая система в состоянии определить, откуда
пришел звук, откуда нас позвали. И возможно это вот
почему.

Если источник звука расположен прямо перед нами,
то звук, достигая правого и левого уха, проходит одина-
ковый путь и поэтому достигает двух ушей одновремен-
но. Если же источник звука расположен сбоку, например
справа, то правого уха он достигнет чуть-чуть раньше,
чем левого. Разница во времени невелика, но она есть, и
можно подсчитать, какова она. Расстояние между от-
верстиями правого и левого слуховых проходов у челове-
ка немного меньше 20 сантиметров, а скорость распрост-
ранения звука в воздухе примерно 330 метров в секунду.
Поэтому звук от источника, расположенного сбоку, до-
стигнет ближайшего уха примерно на 5 десятитысячных
долей секунды (0,5 миллисекунды) раньше, чем противо-
положного. Эта разница улавливается мозгом, и она-то и
создает у нас ощущение, что источник звука расположен
не прямо перед нами, а сбоку.

Полмиллисекунды — это много или мало для нашего
мозга? Вообще-то, довольно мало: в основном наш мозг
оперирует более продолжительными интервалами вре-

176

мени. Да и такая разница возникает лишь тогда, когда
источник звука занимает крайнее боковое положение.
А ведь мы способны определить направление на источ-
ник звука даже в том случае, если он смещен в сторону
не очень сильно. При этом разница между приходом зву-
ка к правому и левому уху совсем мала — порядка одной
десятитысячной доли секунды (0,1 миллисекунды). Доли
миллисекунды -- это предел задержек, которые может
уловить мозг животного или человека. Быстрее нервные
клетки просто не работают.

Но кроме задержки звука, есть еще одна «подсказка»,
которая помогает определить направление на источник
звука. Посмотрите еще раз рисунок. Когда источник зву-
ка находится прямо спереди, то звук достигает обоих
ушей одновременно, не встречая никаких препятствий.
Поэтому оба уха слышат его одинаково громко или оди-
наково тихо. А вот если источник звука находится сбоку,
то к одному уху он по-прежнему приходит прямо, но что-
бы достигнуть другого уха, звук должен обогнуть голову,
которая создает своего рода «звуковую тень». Создается
эта тень потому, что воздух и ткани живого тела имеют
очень разные акустические свойства; об этом уже шла
речь выше (посмотрите главу «Где у дельфина уши?»),
так что голова человека или животного малопрозрачна
для звука. Из-за этого звук в «затененном» ухе будет ти-
ше, чем в «незатененном». Эта разница в громкости для
правого и левого уха не очень велика, но заметна, и она
также создает ощущение, что звук приходит сбоку — с
той стороны, с которой он слышится громче.

Кроме того, многие животные помогают себе опреде-
лять направление на источник звука, поворачивая под-
вижные рупоры ушных раковин: в каком направлении
ушной раковины звук слышен громче, там и расположен
его источник. Но этот дополнительный механизм не обя-
зателен: человек, к примеру, обходится без него.

177

Все сказанное выше касается только звуков, распро-
страняющихся в воздухе. В воде это происходит по-дру-
гому. Во-первых, скорость звука в воде почти в 5 раз вы-
ше, чем в воздухе, — около 1,5 километра в секунду. Зна-
чит, во столько же раз короче задержки звука. То есть
при крайнем боковом положении источника звука за-
держка едва-едва достигнет 0,1 миллисекунды, а при
меньшем смещении источника звука — и того меньше.
Анализировать такие короткие задержки мозг просто не
в состоянии, не успевает, и ощущение направления на
источник звука исчезает.

С «затенением» звука головой в воде тоже проблема.
Это от воздуха ткани тела значительно отличаются по
своим акустическим свойствам, а от воды они отличают-
ся очень мало — об этом тоже подробно говорилось в
главе «Где у дельфина уши?». Многие ткани довольно-
таки прозрачны для звука, приходящего из воды, а зна-
чит, и сильного «затенения» создавать не могут. Так что
и с этой «подсказкой» в воде могут быть большие про-
блемы.

И вот результат: если, нырнув, мы попытаемся опре-
делить под водой направление на источник звука, то у
нас ровно ничего не получится. Звук может быть пре-
красно слышен, можно догадываться, что его источник
где-то совсем близко, но где именно — справа, слева,
спереди, сзади понять совершенно невозможно,
сколько ни верти головой. Кажется, что звук приходит
сразу отовсюду и в то же время ниоткуда конкретно.

А как же дельфины? Они тоже не могут определять
направление на источник звука? Оказывается, прекрасно
могут. Это совершенно точно доказано и наблюдениями
за их поведением, и специальными экспериментами. Ес-
ли, например, научить дельфина подплывать к источни-
ку звука, то, услышав сигнал, животное сразу же берет
правильный курс в нужном направлении, причем опре-
деляет это направление с большой точностью. Почему же

178

мы не можем узнавать в воде направление на источник
звука, а дельфин может? Ушных раковин у него нет, да
они были бы для него и бесполезны из-за звуко-
прозрачности живых тканей в воде. Может быть, его
нервные клетки работают в несколько раз быстрее, чем у
других животных? Ничего подобного, нервные клетки у
всех теплокровных животных работают примерно одина-
ково (у холоднокровных они работают еще медленнее).
Может быть, ткани головы у дельфина обладают такими
свойствами, что даже в воде они могут достаточно эф-
фективно затенять ухо, противоположное положению
источника звука? Не исключено. Но как это проверить?

Вопрос этот долгое время был источником головной
боли для специалистов, но в конце концов удалось рас-
путать и этот клубок. Сделано было это совместными
усилиями нескольких групп ученых из России и США.
Для начала нужно было как-то проверить, может ли все
же голова дельфина создавать заметное затенение одного
уха по отношению к другому. Это удалось сделать рос-
сийским ученым - - Владимиру Попову и автору этих
строк. Здесь опять была применена регистрация элект-
рических ответов мозга и слуховых нервов на звуки, но
весь смысл работы был в том, чтобы раздельно регистри-
ровать ответы правого и левого уха на один и тот же звук.
Благодаря этому можно было наблюдать, одинаковы ли
ответы обоих ушей на звук или одно из них слышит этот
звук громче, чем другое.

И обнаружилось, что разница в громкости между дву-
мя ушами существует, да еще какая! Достаточно сдвинуть
источник звука всего лишь на 10—15 градусов в сторону
от средней линии (это соответствует сдвигу примерно на
6—8 сантиметров на расстоянии одного метра), и мощ-
ность звука на противоположном (к направлению сме-
щения) ухе падает приблизительно в 100 раз! Это при-
мерно 25—50% на каждый градус отклонения источника
звука. Оказывается, свойства тканей в голове дельфина

179

таковы, что обеспечивают сильнейшее ослабление звука,
как только его источник уходит в «тень» от длинного
дельфиньего клюва-рострума. Правда, дальнейший сдвиг
в сторону источника звука уже не увеличивает разницу в
громкости между двумя ушами — дальше уж некуда.

Но чтобы понять, насколько хорошо дельфин умеет
использовать это обстоятельство для определения поло-
жения источника звука, нужно знать еще одну очень
важную вещь, а именно насколько велика чувствитель-
ность слуха дельфина к таким перепадам громкости меж-
ду двумя ушами. То есть, к примеру, разница в 25%, кото-
рая появляется при сдвиге источника звука вбок на 1 гра-
дус, -- это много или мало? Может дельфин уловить
такую разницу, или она для него ничего не значит? Вот
тут и пригодились очень интересные результаты, полу-
ченные американским ученым Патриком Муром. Он
приучил дельфина к тому, что у него на голове устанав-
ливали две присоски: одна на правой, а другая на левой
стороне головы, около ушей животного. В каждую из
этих присосок был вмонтирован миниатюрный источ-
ник звука, и громкость звука от каждого из них можно
было регулировать независимо. А кроме того, дельфин
был обучен реагировать определенными движениями в
зависимости от того, на каком ухе звук был громче — на
правом или на левом. Меняя громкость звука, поступаю-
щего в правое и левое ухо и следя за ответными движе-
ниями дельфина, можно было прямо установить, какую
минимальную разницу в громкости звука может уловить
животное. И оказалось, что предел различия - - всего
лишь около 10—12%. Сравним эту величину с тем, о чем
говорилось выше — что сдвиг источника звука всего на 1
градус создает «перекос» в громкости звука на целых
25%. Значит, дельфин способен отметить смещение ис-
точника звука всего лишь на полградуса! Это совершен-
но рекордный результат. Можете убедиться в этом сами,
попробовав с закрытыми глазами указать направление на

180

какой-нибудь источник звука; если ошибка составит не-
сколько градусов, можете гордиться своими слуховыми
способностями; скорее всего, ошибка будет заметно
больше — и это вполне нормально. О точности же в пол-
градуса нам не приходится и мечтать. А для дельфина
это — самое обыкновенное дело.

Перечисление удивительных свойств слуха дельфина
можно было бы продолжать и дальше, да боюсь надоесть.
Вместо этого лучше обратиться к естественному вопросу,
который, может быть, уже возник у пытливого читателя:
а зачем, собственно говоря, нужен дельфину орган слуха
с такими невероятно широкими возможностями?

Конечно, не ради достижения рекордов. Именно та-
кие характеристики слуха нужны дельфину для того, что-
бы использовать слух как основное средство ориентации
под водой, чтобы он мог пользоваться еще одним замеча-
тельным приспособлением, которым наделила его при-
рода, — звуковым локатором. О нем речь в следующей
главе.

Глава тринадцатая
УШИ ВМЕСТО ГЛАЗ

Если у тебя спрошено будет: что полез-
нее, солнце или месяц? — ответствуй: месяц.
Ибо солнце светит днем, когда и без того
светло; а месяц — ночью.

Козьма Прутков

Нам трудно даже представить себе, как можно ориен-
тироваться в окружающей обстановке без помощи зре-
ния. Именно зрение дает нам подавляющую часть сведе-
ний о том, что происходит вокруг. Для человека и его
ближайших родственников — обезьян — роль зрения со-
вершенно исключительна. Ведь недаром мы говорим
«моя точка зрения» (а не, например, «точка осязания»),
«мировоззрение» (собака, наверное, сказала бы «миро-
обоняние»), «поживем — увидим» (а не «поживем — ус-
лышим»), «лучше один раз увидеть...» - - продолжать
можно было бы долго. Лишиться зрения в результате бо-
лезни или несчастного случая — страшное горе для лю-

182

бого человека. Но и для большинства других животных,
за немногими исключениями (кроты, слепыши — жи-
вотные, обитающие в темноте под землей), роль зрения
в их жизни огромна. Если собака, кошка, антилопа,
кролик потеряют зрение из-за болезни или травмы, в
природных условиях они обречены.

Но с таким успехом пользоваться зрением могут
только наземные млекопитающие, живущие в воздуш-
ной среде. Для обитателей водной среды зрение хоть
иногда и очень важно, но все же значительно менее эф-
фективно.

Все дело в прозрачности воды и воздуха. В воздухе
в ясную погоду мы можем хорошо видеть предметы,
расположенные на расстоянии десятков километров
от нас — например, вершины отдаленных гор. В воде
же это, к сожалению, невозможно. Даже в очень чистой
и прозрачной воде видимость, как правило, не превы-
шает нескольких десятков метров; дальше все расплы-
вается в дымке. Если же вода замутнена частицами грун-
та или ила или в ней много мельчайших живых орга-
низмов, плавающих в водной толще, — планктона, то
видимость может составлять всего лишь несколько мет-
ров, а иногда и на расстоянии вытянутой руки не видно
ничего.

К тому же вода, даже относительно прозрачная, замет-
но поглощает проникающий сверху солнечный свет. По-
этому на глубине нескольких десятков метров (а в мутной
воде — на глубине нескольких метров) всегда, даже в сол-
нечный день, царит полумрак, а еще глубже — вообще
кромешная темнота. Человеку-водолазу еще может по-
мочь фонарь, но ни рыбы, ни дельфины такой возможно-
стью не располагают. Согласитесь, в таких условиях зре-
ние не всегда может быть полезным. Поэтому дельфины,
хотя и располагают отличным зрением, далеко не всегда
могут им пользоваться в своем подводном мире.

Правда, зрение неплохо служит дельфинам не только
под водой, но и над поверхностью воды, где воздух чист

183

и прозрачен, — все это мы обсудили, когда речь шла о
дельфиньем зрении. Однако надводное зрение хоть и
очень помогает дельфину, но все его проблемы, конеч-
но, не решает: для животного в первую очередь важно
все же знать, что делается в водной толще, в основной
среде его обитания. А именно там возможности зрения
ограничены.

Но, несмотря на ограниченные возможности подвод-
ного зрения, все дельфины — и зрячие, и полуслепые, и
совсем слепые -- прекрасно ориентируются под водой
даже тогда, когда зрение оказывается бесполезным. Это
потому, что природа заботливо снабдила их другим заме-
чательным средством ориентации. Это средство — акус-
тический локатор.

Больше полувека назад американские ученые Уильям
Шевилл и Барбара Лоуренс, сотрудники Океанографи-
ческого института, всерьез заинтересовались способно-
стью дельфинов прекрасно ориентироваться даже в са-
мой мутной, непрозрачной воде. Они специально по-
местили дельфина в заводь с особенно мутной водой и
стали проверять, действительно ли он может видеть, не
пользуясь глазами. Видимость в воде была практически
нулевой -- ничего нельзя было различить уже на рас-
стоянии в полметра. А дельфин не только плавал безо
всяких видимых затруднений, но и уверенно обнаружи-
вал и различал в воде разные предметы. Если в воду
опускали несколько кусков рыбы, он безошибочно на-
правлялся к тому, который побольше, а если предлагали
разных рыб, то уверенно выбирал самую любимую.

Когда обнаружилась эта замечательная способность
дельфинов, стали проводить специальные эксперимен-
ты. Животных приучали к тому, что глаза им закрывали
специальными наглазниками, так что видеть они навер-
няка не могли абсолютно ничего. И что же? Дельфинов
это нимало не смущало. Как ни в чем не бывало они
плавали в своем бассейне, лихо разворачиваясь у сте-
нок, но никогда на них не натыкались; в любом, самом

184

укромном месте бассейна отыскивали вкусную рыбеш-
ку, а если их обучали, то и любые другие предметы. Про-
странство бассейна специально перегораживали труба-
ми, проходящими в разных направлениях и под разны-
ми углами, - - дельфины с наглазниками, не снижая
скорости, свободно маневрировали между ними, ни разу
не ударившись о препятствие. И что очень важно: во
всех таких случаях подводный приемник звуков — гид-
рофон — обязательно регистрировал характерные звуки.
Для человеческого уха они звучали то как прерывистые
щелчки, то как скрип или пронзительное визжание.

Именно тогда и возникло предположение, что дель-
фин ориентируется под водой с помощью акустического
(звукового) эхолокатора. Основной принцип действия
акустического локатора достаточно прост и понятен; он
показан на рисунке. Чтобы воспользоваться локатором,
дельфин издает особые звуки. Распространяясь в воде
перед животным, звук может встретиться с какими-то
предметами; тогда он отражается от них, и возникает эхо.
Распространяясь в обратном направлении, звук (то есть
эхо) может быть услышан дельфином. Прослушивая эхо
от издаваемых им звуков, дельфин по характеру этого эхо
может совершенно точно определить, что находится пе-
ред ним — чистая вода или какие-то предметы, и какие
именно: рыба, камень, другой сородич или что-нибудь
еще. Это и есть акустический (звуковой) локатор.

К моменту описанных экспериментов с дельфинами в
принципе уже было известно, что некоторые животные
могут пользоваться звуковым локатором: такая способ-
ность была обнаружена у летучих мышей. Эксперименты
Шевилла и Лоуренс, а потом американских ученых
Уинтропа Келлогга и Кеннета Норриса недвусмысленно
показали, что и дельфины не лишены такого таланта.
Многие ученые в разных странах мира, в том числе и
российские исследователи Николай Дубровский, Евге-
ний Романенко, Всеволод Белькович, в своих экспери-
ментах уверенно это доказали.

185

Кстати, звуки дельфиньего локатора можно легко ус-
лышать, если доведется купаться недалеко от стаи дель-
финов. В отличие от коммуникационных звуков, кото-
рые, как уже говорилось, похожи на высокие протяжные
свисты, локационные сигналы -- это короткие резкие
щелчки. Иногда эти щелчки слышны по отдельности,
но чаще издаются длинными «очередями», улавливае-
мыми как характерный треск. А если щелчки следуют
друг за другом очень часто, они сливаются в звук, очень
напоминающий скрип ржавой дверной петли.